Урок казался бесконечным – на литературе время всегда тянулось, как жвачка. Димка взглянул на часы в третий раз за минуту, и снова тяжело вздохнул – до перемены целая вечность. После звонка нужно первым ринуться к запасному выходу, вечно открытому во имя перекуров трудовика, перемахнуть через школьный забор и затеряться во дворах. Да, рывок предстоит покруче, чем на уроке физры, когда он едва не выплюнул привыкающие к никотину легкие, но только так можно остаться целым.
За годы в ненавистной школе Димка научился просчитывать все возможные риски. По утрам он специально опаздывал, чтобы его не перехватили в коридоре, не ходил в столовую после двух стаканов чая, вылитых ему на голову, не таскал с собой учебники – однажды их листы пошли на самолетики и самокрутки.
«Ты плохо кончишь, Митин, помяни мое слово! Что с тобой происходит?!», — кричала багровая классная, потрясая тетрадью с похабными рисунками под смех девятого «Б». Димка стоял молча, уставившись на заднюю парту. За ней неизменно сидел Богдан – борец-молодец и автор незамысловатых художеств, и, ухмыляясь, показывал жертве средний палец.
«Будь выше этого, Дима».
Три года назад, когда Митин вместо привычных пятерок принес домой первые синяки, и, заливаясь слезами, бросился к маме, она смогла выдать только эту фразу. Нет, говорила она много и долго, пока носилась по квартире, собираясь на очередной симпозиум, вот только Димке хватило. Он впервые понял – мама не поможет. Никто не поможет, сколько не плачь. Учителям плевать, мать слишком занята – между ними стена, сквозь которую голосов не слышно. Кричи до хрипоты, только «в себя», в подушку, а утром собирайся в школу, запихивая в себя бутерброд как ни в чем не бывало, и, пиная камешек по мокрому асфальту, пытайся не думать о том, что тебя ждет в стенах «храма знаний».
«Ты труп, сатанист, понял?»
Сегодня прикинуться фикусом не получилось – Богдан схватил его за волосы прямо перед кабинетом литературы.
«Я тебе что говорил, педик? Сбрей свои патлы, а то будет больно. Теперь будет больно – я слово держу».
В ухо прилетел комочек мокрой бумаги, но Димка постарался не обращать внимания, хоть было противно. Он мечтал о выпускном – уйти после девятого куда угодно, хоть в повара, хоть в сварщики – только бы вырваться отсюда.
Русичка уже пару минут просто пялилась в никуда, и, кажется, тихонько всхлипывала – ее насморк основательно затянулся. Класс гудел, как улей взбешенных пчел, но она, казалось, не слышала. Димка подумал, что маразм таки догнал Марью Ильиничну, и, заметив косой взгляд соседки в его тетрадь, начертил там очередную пентаграмму.
Но было в сегодняшнем уроке еще кое-что странное. Точнее, некто, сидевший в конце класса на стуле, обычно занятом огромным горшком с папоротником. Мужчина лет тридцати, а может, сорока – черт его разберет – со скучающим видом пялился то на русичку, то на доску, где сразу под «Двадцатое октября. Классная работа» красовалось схематичное изображение мужского полового органа.
Кто он такой? Когда-то трое развеселых взрослых, наверное, принявших для храбрости на грудь, ввалились к ним на урок алгебры, доведя училку до слез. «Мои орлы, мои красавцы!», — причитала она большую часть времени, отведенного на начертание каракулей-формул и грозного взгляда в журнал. Ее выпускники ломились к доске под аплодисменты девчонок, бледнели и краснели, пытаясь сократить несуразную дробь, и обнимали математичку, при каждом удобном случае норовя оторвать ее от пола.
Сегодняшний гость был другим. Он сидел в углу молча, с откровенно скучающим видом, будто плевать хотел на вялый бубнеж Ильиничны. Димка не знал, что настораживало больше – его лицо, бледно-серое, как у покойника, или что Катька и Кристина с последней парты, продолжали мерзко хихикать о своем, ни разу не стрельнув глазками в гостя. Кто он? Явно не проверяющий из гороно. Может, сторчавшийся выпускник, которому здесь не рады? Наверное, Димку ждет такая же участь, вот только даже через десять лет ему не хватит смелости вернуться в ад, именуемый школой.
Звонок не отрезвил, а вызвал легкую панику. Вот же идиот – нужно было думать не о наркоше, а о собственной заднице! Димка лихорадочно дергал как назло заевшую молнию рюкзака, чтобы запихнуть в него конспект и ручку. Рраз – и «собачка» осталась в его руке, заставив шумно выдохнуть. Будет больно.
— Марья Ильинична, здравствуйте!
Незнакомец в клетчатой рубашке уже стоял возле учительского стола. Мимо одна за другой пробежали девчонки, а ботан Ванька, казалось, прошествовал сквозь наркошу привычным степенным шагом.
— Марья Ильинична! Слышите меня?!
Гость помахал рукой прямо перед носом русички, но та и ухом не повела, продолжая перекладывать учебники со стола в кожаный портфель. Щелчок пальцами ничего не изменил – женщина безразлично направилась к двери.
— Что за черт?! – выругался незнакомец, увязавшись за ней.
— Вас никто не видит, да?
Дверь, плохо выкрашенная в белый, протяжно проскрипела, напоследок хлопнув, и Димка понял, что остался со странным типом наедине.
— Похоже... – Мужчина махнул рукой и уселся прямо на парту, явно считая про себя до десяти. – Уволюсь к чертовой матери! Посмотрим, как они запоют! Никто не видит! Это что за шапито?!
— Вы – выпускник Белки?
— Боже правый, ну что за идиот?..
Он посмотрел на Димку прямо, впервые за сорок пять минут, и тот почувствовал, как по спине прочертил дорожку волнительный холодок.
— Роман Ярославцев, серийный убийца. Сорок девять жертв. — Глаза сами собой превратились в блюдца – это лицо и эту презрительную усмешку Димка уже видел на сайте про маньяков. Ошибки быть не могло.
— Садись, пять. Беру свои слова обратно.
Он посмотрел на Димку удивленно-одобрительно. Что он видит сейчас? Патлатого подростка в черной мешковатой одежде, с затравленным взглядом исподлобья? На мгновение Митину стало досадно, и он даже крепко сжал кулаки.
— Но… вас расстреляли. В 93-м году. Разве это ошибка?
— Конечно, ошибка! – в глазах Ярославцева вспыхнула лукавая искорка, и он легко спрыгнул с парты, мгновенно оказавшись у доски. – Смертная казнь – дерьмо, которым обывателей кормят с приличной чайной ложечки. Да и я, вроде, неплохим парнем был. Чего ржешь, сатанист?
Димке и вправду стало смешно видеть известного маньяка у доски в кабинете русского, прямо под портретами древних мужиков с суровыми лицами – Толстой, Солженицын, кто-то еще. Бред какой-то. Сюрреализм.
— Я вас вижу из-за того обряда, да? На кладбище?
— Нет, парень, кладбище тут ни при чем. Похоже, меня видят только малолетние придурки. Чего расселся, пойдем.
Ярославцев прошел сквозь дверь кабинета, и Димка остался в классе один. Он даже не успел подумать о том, что у него безнадежно уехала крыша, как у маминых пациентов, про которых она рассказывала на бесконечных форумах и конференциях, а после пары бутылок вина – и ему. Хотелось домой и одновременно не хотелось идти никуда. Там, на улице, ждет Богдан, а здесь тишина, только суровые давно мертвые мужики укоризненно глядят из-под потолка, да огромный папоротник готовится захватить вселенную. Потому, когда дверь досадливо скрипнула, Митин закрыл лицо руками – совсем как в детстве – раз, и ты исчез.
— Эй, ты чего?.. – новый знакомый непонимающе пялился на него. Конечно – что он понимает! Его, наверное, боялись с самого детства, если до сих пор на местном телевидении раз в год, да и покажут программу с его жуткой биографией.
— Ты… ты задушил их всех. Избавился от тел. Не попадался милиции десять лет! А я…
Димка почувствовал, как к горлу подступил комок, не такой, как обычно – неудержимый, сильный. Сколько не вытирай глаза рукавом черной рубашки, даже последний идиот поймет, что Митин плакал.
— А я никуда не пойду, потому что меня опять изобьют! Когда мама вернется, синяки станут желтыми, и она скажет проверить почки! Будто она не знает!
— И сколько ты собрался здесь сидеть? До второго пришествия… в кого ты там веруешь?
Димка поднял глаза на Ярославцева, собираясь сказать «сколько нужно», но осекся – от его издевательской усмешки не осталось и следа.
— Пойдем, парень. Не бойся. Только обещай – услуга за услугу. Идет?
— По рукам. – Он протянул потустороннему гостю ладонь, ощутив крепкое и холодное рукопожатие. Что он потребует? Душу. Ну и наплевать.
***
— Эй, педик! Где ты шлялся?! – увидев свою жертву, Богдан спрыгнул с забора и щелчком пальцев отправил бычок мимо урны.
— Не твое дело.
Ярославцев одобрительно кивнул головой. Хотелось не дерзить, а броситься бежать, но Димка стоял на месте, изображая спокойствие.
— Ты что-то тявкнул, уродец?!
Расстояние между ними стремительно сокращалось.
— Я сказал, что ты сейчас огребешь.
Когда Митин повторил за Ярославцевым фразу, его голос дрогнул. Что, если мертвый маньяк – всего лишь галлюцинация? Фингалом теперь не отделаться – Богдан надолго отправит Димку в больницу, совсем как новичка Аркашу из параллельного класса. Может, это и к лучшему? Месяц-другой не видеть мерзких рож и не переступать порога школы.
— Укажи на него пальцем. Живее!
Димка подчинился. Противник замер, не ожидая такого странного жеста, и в ту же секунду ноги его оторвались от земли. Губы Митина сами собой растянулись в улыбке. Не галлюцинация!
— Тяжелый, гаденыш! – Ярославцев с трудом удерживал массивную тушу на весу, обхватив Богдана за шею, а тот краснел и издавал невнятные хрипы, пытаясь схватиться за невидимую руку. – Укажи на землю! Быстро!
Димка снова сделал как велено, и Богдан тяжело плюхнулся на асфальт. Только встать не успел – на его горло опустился ботинок, намертво пригвоздивший грозу всей школы к земле.
— Абракадабра, твою бабушку… — потусторонний спаситель тяжело выдохнул и пару раз щелкнул пальцами. Фонари возле школы замигали с противным треском, а рой опавших листьев промчался куда-то в неосвещенный угол школьного двора.
— Еще раз тронешь меня – убью! – победно заявил Димка, когда Ярославцев, наконец, отпустил задыхающегося Богдана, но через несколько шагов вскрикнул от внезапной оплеухи:
— За что?!
— Сам догадайся. Чем тебя мамка кормит?
— Разным. Пицца там, роллы, салаты из магазина…
— А в тюрьме будет чистое дерьмо, на завтрак, обед и ужин. Убийца недоделанный…
Квартира встретила пустотой – матери дома не было. Серая кошка Дуся хотела привычно ткнуться хозяину в ноги, но ощетинилась и зашипела, уставившись на Ярославцева.
— Она тебя видит?!
— А как же. И не только меня. – Он усмехнулся и прошел в зал, не дожидаясь приглашения – теперь его голос зловеще звучал из темноты. Димка щелкнул спасительным выключателем:
— А кого еще?..
— Одного сатаниста, который забыл покормить животину. Мамка твоя, мозгоправ, значит?
Наверное, гостю наконец бросился в глаза какой-то из дюжины дипломов, собирающих пыль в рамочках на стене.
— Ага. Запись на месяц вперед… — Димка плюхнулся на диван, дернул за кольцо баночку колы, и та с шипением открылась. – У нее даже такие, как ты, бывают.
— Ревнуешь, что ли?
Парень вдруг изменился в лице, а в памяти зазвучала заевшая пластинка с вечными «не сейчас», «мне некогда» и «буду поздно».
— Знаешь, сколько раз я думал притащить в школу ствол? Она держит его в сейфе, за зеркалом. – Вместо «мама» он с горечью выплюнул безликое «она». – Перестрелять всех уродов и сдаться. Скажешь, тупой план? Но только тогда кто-нибудь спросит меня: «почему?». Куча народу спросит – психиатры, менты, журналисты. Мама. Ты говоришь, в тюрьме кормят дерьмово, но меня уже тошнит от замороженной пиццы!
Димка вскочил, чтобы как обычно сбежать в свою комнату, но Ярославцев жестом приказал ему сесть обратно.
— Если человек хочет, он берет и делает. Так что тут варианта два – либо ты хочешь чего-то другого, либо не знаешь код от сейфа.
— Знаю. – Буркнул Митин, сложив руки на груди. – Мой год рождения.
— А матушка – та еще шутница. Моя тоже с юмором была. Помню, когда у меня издохла рыбка, пообещала спустить остальных в унитаз, если не перестану реветь.
Потусторонний гость ностальгически улыбнулся, а Димка уставился на него с удивлением – трудно было представить известного маньяка плачущим, да еще и ребенком.
— И что ты сделал?
— Поджег дом, зарезал соседей, взял в заложники участкового. – Пару секунд Ярославцев казался серьезным, но, перехватив взгляд паренька, рассмеялся. – Ну ты чего, сатанист? Реветь перестал, и все дела.
— Ты не думал, что стал убийцей из-за этого? Умирающие рыбы задыхаются, ты душил своих жертв…
— Вот что за поколение? – Новый знакомый шумно выдохнул и закатил глаза. – Скажи, вы все с придурью, или только ты особенный? Ну пристрелил бы ты тех детишек, ну сдался. И что сказал бы на вопрос «почему?»? «Мама перестала подтирать мне задницу всего в двенадцать лет»? «Мама кормит пиццей, а не из титьки»? «Мама ездит на работу и не читает сказки на ночь»? Ты даже свою минуту славы задумал не чтобы обидчикам отомстить, а чтобы мамку крайней сделать. Но вот минута быстро закончится. Психиатры с журналистами тоже. Останешься только ты и четыре стены с потолком – затылок сейчас дырявить не принято. Этого хочешь?
— Убирайся.
Димка не стал ждать продолжения. Пустая банка колы хрустнула в кулаке, а в глазах выступили слезинки – не от обиды, а от злости. Какого, спрашивается, черта, он должен терпеть издевки не только в школе, но еще и дома? От кого слушать нотации и морали? От давно мертвого психопата, который теперь смотрит на него насмешливо и делает вид, будто не расслышал слово.
— Вали обратно в ад! Сейчас же! Понял?!
— А если нет? – потусторонний гость медленно поднялся и сложил руки на груди. На губах его появилась презрительная улыбочка, мол, что ты мне сделаешь, слабак? Опять позовешь маму? Вот только у Димки была идея получше, поэтому он бросился на Ярославцева с диким криком. Кулак, еще не знавший драки, должен был соприкоснуться с носом обидчика, но неожиданно прошел сквозь пустоту. От падения Митина спасла стена, на которой испуганно затряслись дипломы, а вдогонку прилетел унизительный подзатыльник. Сцепив зубы, Димка попробовал снова атаковать и опять потерпел неудачу. Очередной затрещиной неуязвимый гость впечатал парня в стену, и вот уже на горле сжались холодные, сильные пальцы.
— Противника нельзя победить только если он мертв. – Немигающий взгляд Ярославцева гипнотизировал, парализовал. Больше всего на свете Димка хотел закрыть глаза и сделать вдох, но ничего не получалось – от внезапного ужаса цепенели даже мозги. Поэтому, когда новый знакомый отпустил его, парень не решался шевелиться еще минуту.
— Так что лучше забудь код от сейфа. И вообще, пора взрослеть. Да, тошно, когда помочь некому, страшно ждать пинков от всяких придурков. Но если все время искать виноватого, не найдешь способ защитить себя. С матерью поговори, только без минуты славы – дождись ее с работы и обойдись без истерик. А «приятель» твой меняет памперс и о драке пока не думает.
— Тебя боялись в школе? – Димка поднял на гостя глаза, и тот усмехнулся уже беззлобно:
— Очень. Правда, закрывали в девчачьей раздевалке и играли моим портфелем в футбол – но это все от страха.
* * *
С неба срывался мелкий дождь, окрашивая улицы в серый. Ветер пробирался под куртку и то и дело заставлял вздрагивать. Хотелось вернуться домой, завернуться в пару одеял и включить какой-нибудь фильм, где много стреляют и ничего не боятся. Но нет – Ярославцев потребовал вернуть должок, и с каждым шагом становилось немного не по себе. Мало ли, какая идея пришла в его не слишком здоровую голову.
— Может, скажешь уже, куда мы идем?
— На кладбище – читать книжки на латыни задом наперед. Как у тебя с литературой, кстати?
— Хреново. Тебе-то что? – Димка пнул смятую пивную банку в сторону Ярославцева, и тот принял неожиданный пас.
— Да так. Оно и к лучшему. Всегда думал, что школьную программу пишут идиоты. Сначала промоют детишкам мозги всякой достоевщиной, а потом удивляются, если чье-нибудь тельце прогуливает школу в петле. Или в психушке, кому как повезет. Вот представь – чокнутый ученый пересаживает собаке мозги мертвого уголовника. – Новый знакомый вернул Димке жестяной «мяч».
— И что?
— И ничего хорошего. – Ярославцев выждал паузу, и, увидев в глазах собеседника зачатки интереса, продолжал. – Псина вырастает в жуткую хрень, лает человеческим голосом, жрет водку и стучит на врача-психопата ментам. А потом – вообще взрыв башки…
— Не спойлерить! – банка ударилась об урну и, «хромая» мятым боком, откатилась под скамью. – Что за фильм?
— Фильм… Это Булгаков, пустая твоя головушка.
— Да ладно?.. – Димка на секунду завис с открытым ртом, подумав сначала, что опять стал жертвой розыгрыша.
— Прохладно. Я же предупреждал.
— Вот бы ты вел у нас вместо Белки…
Тетушка с тяжеленными пакетами поспешила перейти на другую сторону улицы, озираясь на странного подростка, беседующего с самим собой.
— Еще чего. – Ярославцев презрительно фыркнул и свернул в незнакомый двор. – Мне и в аду неплохо. Кажется, пришли.
В подъезде пахло домашней едой – котлетами и пирогами. Димка чуть не подавился слюной, а в голову снова ворвалась непрошенная мысль: «вот бы мама…». Нет же – пора взрослеть. Можно полезть в Гугл за рецептами, как только отработается должок. Но что для этого придется сделать?..
— Сейчас постучишь в эту квартиру, и… Черт!
Дверь приоткрылась сама, и из темной прихожей вырвался на свободу сквозняк. Димке стало немного не по себе. Что, если Ярославцев попросит помочь ему округлить счет жертв до пятидесяти, а все эти проповеди в духе «не убий» — болтовня для отвода глаз?
— Подожди здесь и без глупостей. Сбежишь – придушу. Я знаю, где ты живешь.
Сейчас он явно не шутил, и Димка почувствовал, как ноги становятся ватными, а в висок клюет досада – он же сам показал психопату свою квартиру. Наверное, предыдущие сорок девять человек тоже повелись на его доброжелательность. «Противника нельзя победить только если он мертв». Нужен какой-то план, иначе…
— Успели! Заходи. – Ярославцев, показавшийся из квартиры, облегченно выдохнул. – Только разрешения спроси – перепугаешь старушку до смерти.
Старушка? Смерть? Повеяло программой по литературе, но думать было некогда:
— Здравствуйте! Можно войти?
На кухне что-то звякнуло и прогрохотало, и спустя пару секунд прихожая вспыхнула оранжевым светом.
— Митин?..
— Марья Ильинична?!
— Ах да, твоя легенда. Ты пришел к Белкиной записаться на дополнительные занятия. Проникся предметом, все дела. В общем, сатанист, придумай что-нибудь.
— Но я не хочу!
— Все хорошо, Дима? Ты какой-то странный. – Голос учительницы почему-то дрожал, и она держалась за спасительную стену, будто боялась, что подкосятся колени.
— Да, порядок. Я просто… — слова «ошибся квартирой» застряли в сдавленной глотке.
— У старушки не насморк – она постоянно плачет. – Быстро заговорил Ярославцев Димке прямо в ухо. – Сам подумай, каково – всю жизнь пихать знания во всяких оболтусов, а в ответ пустые глаза и вечные двойки?! Муж еще был золотой, да месяц назад помер. Там, на кухне, табурет с петлей – ей такой жизни не жалко. Но какое тебе дело, да? Ты думаешь, как бы пальбу устроить, потому что тебе на свете хуже всех. Но убить легко, поверь мне на слово – иногда достаточно просто пройти мимо. А ты спасти попробуй!
Воздуха не хватало, и Митин почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. В голове болезненными вспышками появлялись и гасли картинки. Вот из-под ног старушки уходит табурет. Вот соседи суют в приоткрытую дверь любопытные носы. Вот усталые медики выносят из квартиры сухонькое тело, накрытое простыней. «Сегодня литературы не будет», — произносит завуч и виновато смотрит в пол, — «Марья Ильинична умерла». Вряд ли хоть кто-то из класса расстроится, зато радости и мерзких шуточек будет хоть отбавляй. «Я хочу быть спасателем», — на старой записи Димка-первоклашка уверенно отвечает на вопрос о будущей профессии. Не поваром, не сварщиком. Не убийцей.
— …я просто спросить. – Произнес он и едва не закашлялся, наконец, вдохнув свободно.
— Что? – Белкина смотрела недоверчиво – мало ли, чего ожидать от ученика, на полях тетрадей которого вечно красовались пентаграммы или козьи морды. Беззащитная, ссутуленная, по-настоящему одинокая. Нет же – нужно действовать.
— Я был придурком! – заявил Димка, взглянув сначала на потустороннего гостя, который одобрительно кивнул. – Я ничего не замечал, поэтому пропустил так много… И по литературе тоже. Вы могли бы позаниматься со мной? Ну, дополнительно? Я недавно читал Булгакова. Было круто, правда.
В глазах Марьи Ильиничны, недавно погасших, зажглось изумление, а затем – и радость. Вот уже она отпустила стену, расправила плечи и, кажется, за минуту стала моложе. Но недоверие все еще не желало отпускать, тянуло слабеющие щупальца к шее:
— Ты не шутишь?
— Что вы, какие тут шутки. Дело жизни и смерти!
Димка обернулся на Ярославцева, только в прихожей уже никого не было.
Автор: Iren Stein
