Маленький, южный, очень русский городок, где почти все жители знакомы друг с другом и где любой мало-мальски значимое происшествие обсуждалось, как вселенское событие.
Тётя Бася Капирович жила в нашем дворе, в небольшом флигельке, на первом этаже. Она была маленькой, кругленькой старушкой. Бася чуть-чуть плохо слышала, чуть-чуть плохо видела, чуть-чуть что-то забывала, чуть-чуть умела писать, но доброты в эту маленькую пожилую женщину было напихано столько, что, я вам таки скажу, хватило бы на десятерых жителей нашего городка.
Сколько я её помню, она вечно пекла небольшие оладушки и угощала ими всех ребят нашего двора. Эти блинчики у неё получались совершенно одинаковые солнечного жёлтого цвета с коричневой подгорелостью по краям. Бася добавляла в них много соды и сахара и от этого они становились очень толстенькими и сладкими. А что ещё нужно было проголодавшимся пацанам, вечно гоняющим во дворе мяч. Не одно поколение детей нашего двора выросло на её блинчиках.
Относились к тёте Басе все с уважением.
Вот как-то, в наш двор забрела большая лохматая собака. Вид у неё был какой-то запущенный. Шерсть свалялась на её боках. А вот голова её была совершенно лысой. Её морда с лысой головой и торчащими в сторону ушами, точь в точь напоминала лицо Зямы сапожника, чья будка стояла на улице «Красных зорь», у кинотеатра «Победа». Первоначально, местные мальчишки наградили этого бродягу именем Зямасапожник. Чувствовалось, что собака давно не ела.
Ребята сразу же побежали за бабушкой Басей.
Та вынесла псу целую миску хлеба, замоченного в молоке. Животное с жадностью набросилось на еду. Через секунду миска уже была пуста. Пёс благодарно тявкнул. Его «Тяв» был глухим, словно голос человека давно болеющего ангиной.
Поев, пёс отошёл в сторону к раскидистому дереву груши и, задрав лапу, пометил ствол дерева. «Мужик»- поняли все присутствующие при этой сцене. Сделав своё дело, он вернулся к крыльцу флигеля и уютно улёгся у ног Баси.
Тут во дворе появился, слегка трезвый, Васька-матрос, который тоже жил здесь же, во флигеле, но этажом выше. Васька приблизился к группе стоящих ребят, окруживших спящего у ног Баси пса. Собака подняла голову, села, взглянула на Василия и строго зарычала.
Бася, погладила пса по лысой голове и спокойно объяснила:
— Вася, в принципе, хороший и добрый когда выпивши. А выпивши он всегда.
Василий, сглотнув слюну, икнув, и с удивлённым возмущением выпалил: — Это же пипец! Домой уже не пускают!
Тётушка Бася восприняла его слова так, словно этот пёс хорошо знаком соседу и это он, Василий, назвал сейчас пса по имени.
Ну в общем чего я, как любит говорить тётя Бася,"Размазываю вам тут кашу по тарелке"?
Пёс так и остался жить в квартире с Басей под звучным именем Пипец!
Теперь старенькой Басе было с кем перекинуться парой слов. Но не долго они, эта пожилая пара, оставалась вдвоём. Вскоре кто-то подкинул в наш двор маленького, тощенького котёнка.
Ну, и куда же его? Ну конечно же к доброй Басе до кучи.
Бася и пёс приняли нового жителя, как божий дар. Не надеясь на свою память, а может и просто для удобства, Бася, дала коту такое же имя, как собаке. А действительно, зачем разные имена? Едят они вместе, спят они вместе.
На бабушкиных оладьях, кот стал расти, как на дрожжах. Вскоре он превратился в рослого, упитанного, пушистого котяру. Собака относилась к своему тёзке с большой любовью и позволяла ему делать с собой всё, что кот захочет. А уж как старенькая Бася любила своих питомцев, это я вам совсем даже не смогу передать. Она постоянно вела с ними разные беседы. Животные слушали внимательно свою хозяйку и если бы они могли говорить, то рассказали бы нам много интересного о такой не простой жизни Баси. О её детстве в семье из 16 детей. О юности, когда она жила в няньках у одного богатого Магазинщика. Да и ещё о разных, в том числе и любовных историях, случавшихся с их дорогой Басей.
Жители нашего городка часто видели картину, как кругленькая Бася с плетёной торбочкой в руках идёт в магазин за продуктами. Позади неё идёт, похожий на сапожника Зяму, пёс, а следом, выступает гордо кот. Обратно же торбочку с закупленными продуктами несла в зубах собака.
Иногда Бася выпускала своих зверей гулять и одних.
Часто вечерами, жители двора слышали громкий призывный крик Баси:
— Пипеццццц! Пипецццц! Пипецццц! Ну что, пришёл, лысый бродяга? А где второй Пипец?" (Ведь все плохо слышащие люди говорят громко, не замечая за собой этого.)
Бася сшила на своей ножной швейной машинке для собаки широкий, из синего бархата, ошейник. К ошейнику пришила карманчик. В карманчик она, на всякий случай, вложила записочку, которую, под её диктовку написал первоклассник Мишка.
В записке стояло:
«Если к вам пришёл Пипец, не пугайтесь пожалуйста. Позвоните по телефону 22.......88, спросите Сёму Левковича и скажите ему, чтобы он уже быстро бежал на улицу Пэстэля 6 и сказал, тёте Басе. За вознаграждение. Но если вдруг Сёма не окажется дома, то возьмите и сами побежите до улицы Пэстэля 6 и там спросите тётю Басю. За вознаграждение».
Такой же ошейничек, только из розового бархата и маленький, и тоже с карманчиком в котором тоже лежала такая же записочка, Бася сшила и для кота.
Старенькая Бася обходилась со своим хозяйством сама, никогда никого не прося о помощи. К этому все привыкли и, когда она в течение нескольких дней не появилась на людях, никто этого просто не заметил. А ведь бедная Бася слегла с тяжелейшей простудой. Она могла лишь с трудом доползти до туалета, а уж ни о каком походе в магазин не могло быть и речи. Бася никогда не обращалась к докторам и как лекарство на все случае жизни принимала, так называемый в народе, «Еврейский пенициллин» — крепкий куриный бульон. Но теперь она не могла бы приготовить и этого, поскольку в доме за дни болезни из еды остался только лук и чеснок. То, что она сама не ела, это её не так тревожило, а вот то, что голодали её питомцы, она переживала с болью.
И вот однажды, мясник Моня, видит что к нему в лавку пришёл один Пипец. В зубах у собаки была торбочка, а в ней деньги и записка, написанная корявым почерком Баси: «Курыцу для пецелина.»
Мясник Моня сразу всё понял. Он выбрал самую жирную куру и положил её в торбочку, не забрав деньги. Он угостил собаку куском краковской колбасы. Но пёс, даже из уважения к Моне, не стал есть её. Тогда мясник положил тот кусок колбасы в торбочку к куре. Пипец вообще никогда ни у кого не брал еду, кроме как у хозяйки. А тем более сейчас, когда дома его ждали голодные: второй Пипец и Бася.
Испытывающий сильный голод, питавшийся последние дни только сухими макаронами, пёс шёл домой, обливаясь слюнями, неся в зубах сеточку с курой и пахнущей счастьем колбасой. (Так во всяком случае он мог думать и поступать, если бы был человеком) Но Пипец был обычной беспородной собакой и поэтому лишь завернув за угол, он опустил сумку на землю, сунул внутрь неё морду, вытащил и сожрал с аппетитом эту ароматнейшую краковскую. Ну, а как, скажите вы мне, после такой вкуснятины, и есть сырую курицу? Таки он понёс её домой для Баси и кота.
Кто-то из соседей, увидел идущего с курицей одинокого пса. Тревожная весть сразу разлетелась по двору. К Басе стали приходить соседи, неся с собой всякую еду. Соня Моисеевна Горелик, из 7 квартиры, принесла кусочек фаршированной рыбы, которую она готовила неделю назад на похороны близкого родственника, племянника мужа сестры жены брата её бабушки. Пришёл и известный жмот, бухгалтер Самуил Абрамович Степаненко, который был когда-то осуждён, как он сам говорит, за какой-то пустячок, на четыре года с конфискацией и отсиживал свой срок в тюрьме соседнего городка. (Но через пару месяцев он уже конечно же вернулся домой и в красивой очень шляпе с полями. И с татуировкой на груди. Что-то там написано про маму родную.)
Так теперь он в той же тюрьме работал главным, извините за выражение, бухгалтером. Так вот, даже Самуил Абрамович, у которого и снега в зиму не выпросишь, принёс Басе два яйца сваренных у всмятку и маленький кусочек сала. Пришёл и сосед сверху, Мишка — матрос принёс Басе кастрюлю вчерашних «макарон по флотски». Мишка пришёл трезвый, как дурак, и сказал, что он теперь не пьёт, поскольку тов. Степаненко обещал его пристроить к себе. Бася простодушно спросила:
— В тюррррму?
Пришёл и студент Додик из Мансарды под крышей и принёс большой лимон. Додик был в медицинской маске. Весь двор знал, что он в этот период лечится у венеролога Кацмана, от пойманного где-то, совершенно случайно, триппера. Бася сердечно благодарила всех, а Додику сказала:
— Мальчик, сними уже эту маску с лица! Это не предаётся разговорным путём.
Пёс сидел в углу комнаты, наблюдая за происходящей суетой. Кот же, мурлыча что-то себе под нос, бродил между ног у гостей, принюхиваясь к принесённым угощениям. Его «Мурррр» можно бы было истолковать на человеческом, как «Ну принесли, молодцы. А теперь пошли отсюда, нечего здесь толкаться. Мы тут болеем.»
Басе, от такого внимания общества к её телу, стало на много легче. Она даже попыталась подняться, чтобы уже сварить принесённую собакой курицу. Но госпожа Горелик ей сказала, чтобы та не вставала и что она пойдёт вместе с курой к себе домой и сварит бульон там. И пусть Бася не волнуется, Соня Моисеевна добавит в бульон свою соль и свой лук и свою морковку. Что же она не понимает ситуацию.
Детей не пустили к, неизвестно чем больной, Басе и они просто передали ей кулёчек с собранными, оторванными от самого своего сердца, конфетками. Дети даже перестали играть во дворе в мяч, чтобы своими криками и стуком мяча не побеспокоить больную Басю.
Пришла к больной и татарка, бабушка Альфруза, со второй лестницы. Она принесла ещё тёплые рубленые котлеты из конины, слюновыделительно пахнущие чесноком.
С визитом к соседке явился и в чёрной рясе, с большим крестом, при ходьбе катающимся по огромных размеров животу, поп, живущий в 21 квартире. Отец Никодим, в миру Соломон Маркович Лившиц, зычным, хорошо поставленным голосом, вымолвил, почти пропел:
— Тут матушка моя нажарила тебя котлеток из парной свининки. Так уж откушай их Бася, не побрезгуй угощеньицем. Ой! А я тут вижу, что Альфруза уже справилась и принесла котлет тебе. Ну так я тогда свои-то заберу, что ли? Ах! Нет. Матушка моя, пожалуй, не одобрит это. Пусть уж остаются. Поправляйся раба Божья. Нет, всё же угощусь одной котлеткой!
И Никодим нарисовав в воздухе большой крест, подхватил двумя пальцами, как он полагал, одну котлету. Но к его толстым пальцам прилипли ещё целых три. Ну не класть же их назад и батюшка ловко кинул их в широко открытый, натренированный на псалмопении, рот. Не пережевывая, он сделал глоток и присутствующие почувствовали, как эти котлетки упали в необъятный желудок отца Никодима. Священник вытер пальцы о край рясы и ещё раз нарисовав в воздухе крест, вышел вон, с трудом сдерживая соблазн прихватить ещё что-нибудь съестное со стола.
В общем не стану я тут вам перечислять всех гостей, что навестили больную Басю и, тем более, не стану перечислять весь набор снеди, что они принесли с собой. И это я сделаю по простой причине, чтобы не задерживать вас уже тут при разыгравшемся аппетите.
— Идите уже и кушайте себе на здоровье, — так сказала добрая старушка Бася.
P.S. Вечером жители двора могли наблюдать такую картину.
Обожравшиеся в конец оба Пипеца лежали у ног, ещё слабенькой от болезни, старушки Баси, которая сидела на ступеньке крыльца и раздавала дворовой детворе все те яства, что остались от принесённых сегодня ей её милыми соседями...
Автор: Эгрант
