Дорога серою лентой вьется

Пустая фура на обгон пошла легко, мотор мягким журчанием убаюкивал, но Степанович ни разу не поддался на эту провокацию. Молодой напарник, третьим рейсом только с ним, сладко посапывал за спиной. Ну да понятно, молодой организм подзарядки просит чаще, нежели вот в его годах.

— А что мои года...мои года мое богатство... — неожиданно для себя пропел он.

— Степаныч, да ты у нас прям артист... — послышалось удивленное за спиной.

— Спи уж давай...заряжайся...артиста он нашел... — смутился сам не найдя, что по круче ответить.

— Поспишь тут...таланты такие пропадают...а я сплю... — хохотнул Володька заворочавшись.

— Во баламут...ща подъем проеду, сядешь за руль...поубавишь спесь... — и добавил с теплотой в голосе — красота -то какая за стеклом, как по сказке едем.

Много дорог проколесил Степаныч по свету за свою "рулевую " жизнь, климат не раз менялся за день, да и жизни насмотрелся колесной будет, что на пенсии вспоминать.

Володька поворочавшись, притих

— Ну поспи, поспи...дело молодое, а я привыкший...не убудет меня. — до думал он свою мысль и улыбнувшись бросил взгляд по зеркалам.

На этом отрезке дорога была спокойной: все кинулись на новую, напрямки которая, а он остался верен этой и не прогадал, ни пробок тебе, ни ситуаций скандальных.

Щелкнув по сигаретной пачке, выудил губами сигарету, прикурил и прищуривая глаза от удовольствия глубоко затянулся.

У него с женой были планы родить троих детишек и ни больше и не меньше, но судьба распорядилась по иному, по своему.

После первенца сына, жена рожала двоих девочек, но по не выявленной причине, мертвыми.

Дважды переболев после случившегося они больше не испытывали судьбу, но при виде девчушки с бантиками у обоих припрятанное в душе чувство выплескивалось болью в глазах...

Докурив до конца сигарету, он обжигая пальцы, затянулся еще раз, самое вкусное то на дне и щелчком послал окурок в открытое окно. Посмотрев мельком на часы подумал, что не плохо уже и перекусить.

— Вовка, чуешь...давай подъем...кафешка скоро, перекусим маленько ...не поворачивая головы проговорил Степаныч.

— Грыцю, Грыцю до коров, да я ножки поколол...Грыцю, Грыцю, до овец, да хай им грец...Грыцю, Грыцю до Маруси, зараз уберуся... — отозвался быстро шуткой напарник соскакивая со спальника.

— Причеши лохмы свои...людей попугаешь... — Степаныч показал ему взглядом на расческу

— Степаныч...да меня девки такого больше любят...ща может найду какую... — веселился Вовка.

— Я те найду...недоросль...перекисло у него понимаешь...и сметь такого не думай со мной...автостопом домой попрешь... — совсем не шутя проговорил он и сдав немного назад, загнал фуру на пустое место на стоянке.

Соскочив на землю смачно потянулся разминая затекшее от напряжения тело.

На Володькином лице веселья поубавилось, приглаживая не послушные вихры он исподлобья осматривал территорию кафешки.

— Харе зырыть...иди заказывай ...мне, как всегда...а я курну еще разок... — Степаныч прошел к скамейке у разросшегося кустарника, но присесть ему помешали неумелые вскрики, замеченной боковым зрением, наклоненной к земле девчонки.

— Тьфу ты...бляха-муха... — расстроившись он неосознанно скомкал сигарету вместе со всей пачкой и разжав кулак недоуменно смотрел на руку.

Он не любил такие сцены и даже от разговоров на эту тему уходил, а старому напарнику за зубоскальство пришлось даже врезать легонько.

У него могло быть две дочери: и вот эти «кто, с кем, когда и как» были для него запретной темой.

Выбросив в урну, стоящую рядом со скамьей, скомканную пачку и обернувшись на шум за спиной увидел девчушку, совсем еще ребенка, выходившую из-за куста.

Встретившись с ним взглядом она скрывая свое смущение грубо проговорила.

— Че зыришься...не видал что ли...

— Есть хочешь... — внезапно проговорил он, жалея ее.

— А что накормишь, добренький такой...а потом как все... — сорвалась девчонка.

— Не балабонь лишнее, пошли пообедаем...зовут-то как...он подтолкнул ее немножко, чтобы шла впереди.

— Никак...а покормишь, не откажусь... — но обернувшись и увидев его взгляд, добавила — Катькой меня зовут...

— Ну вот Катерина, а меня Степанычем кличут... — худенькие ее плечи с костлявыми лопатками вызывали в нем желание укрыть их, защитить от холода.

— Знакомься, это Владимир, напарник мой... — сказал Степаныч, пододвигая ей стул.

— Степаныч, я че то не понял... ну ты даешь...из проповедников вышел что ли... — взгляд Володьки выражал крайнее изумление...

— Закрой свой погреб...не напускай холоду...пойду закажу еще что поесть...

Придя с подносом к столику он увидел, как девчонка не дождавшись, уминала его порцию.

— Во ест...Степаныч прикинь... — притихший Володька с удивлением смотрел на нее.

— Сколько же ты не ела...месяц. ...год... — спросил он не утерпев.

— Тебе то че...не ты кормишь...сиди ешь свое...

Харе, ребята...сама то откуда, может по пути ,так подвезем...предложил Степаныч, пододвигая ей свое пирожное.

— Бери, бери...я сладкое не очень... — добавил с улыбкой, разряжая обстановку.

— Нету у меня дома...был, да сплыл...мама умерла, сожитель ейный на себя все переписал...убежала, чтобы не изнасиловал... — вяло рассказывала Катерина.

— Оттуда убежала, сюда прибежала...что т не срисовывается у тебя... — не утерпел от вопроса Володька.

— А пошел ты, знаешь куда...и не надо меня жалеть... — не привыкшая еще грубо отвечать Катерина вскочила со стула.

— А ну сядь...а ты рот закрой...пока сам не прикрыл... — Степаныч посмотрел на девчонку и сменил тон...

— Сядь...не спеши...не доела вон еще... — и взяв салфетку принялся что-то на ней писать.

За столом нависла тишина. Степаныч пошарив по карманам в поисках сигарет, но вспомнив о пропавшей пачке добавил.

— Вовка, сгоняй быстренько...а то в дороге ухи по пухнут...

Дождавшись пока тот уйдет, протянул ей салфетку со словами

— Тут мой адрес...решишься, денег на дорогу дам...чего прозябать, зима скоро...а так, дочкой будешь...а по другому сгинешь...

— Ну что Степаныч, по коням... — подошедший Володька замолчал, уставившись на крупную купюру, лежавшую на столе, но шутить ,или что спросить не посмел.

— Бери Катюша...не боись...тебя встретят, я созвонюсь... — Степаныч накрыл своей ладонью руку Катерины и перенес ее на деньги.

Увидел наклоненную ее голову, со тщательно скрывающимися слезами не утерпел, погладил по волосам.

— Давай думай...хотя, что долго думать...остановка через дорогу, а там вокзал... — и помолчав добавил — ну вот и все...я все сказал...нам пора...погнали Вовка.

— Да ты с ума сошел, Степаныч...на ветер деньги кинул...ща прогуляет или отнимет кто... — к Володьке вернулась речь и он упивался ею.

— Не щебечи...на дорогу лучше смотри...и дай поспать...детей своих учить будешь... — Степаныч повернулся к нему спиной и притих.

— Ну-ну...кино, да и только... — Володька замолчал и включив не громкую музыку, отдался полностью дороге.

Весь день ехали почти молча, каждый думал о чем-то своем и тишина нарушалась разговором только чисто по работе.

Ближе к вечеру у Степаныча зазвонил мобильник и Володька заметил, как он стараясь скрыть волнение, не спеша взял его в руки.

— Привет жена... — ответив Степаныч замер, ожидая продолжение разговора.

— Привет и тебе, хороший мой...вот решила тебе сказать, что бы ты знал...тогда в девках, ты ведь не самым лучшим показался мне...не перебивай, выслушай...а ведь потянуло то к тебе...как магнитиком притянул и я не пожалела за нашу жизнь ни разу...веришь... — говорила она сбивчиво, заметно волнуясь.

— Ты у меня самый лучший муж на свете...ты...

— Валюш, ты одно скажи...приехала...или нет... — перебил таки не утерпев жену Степаныч и по тому, как заблестели его глаза, Володька все понял.

— Ну, ну...не плач...я же знал, что ты не будешь против...а я тебя сразу то приметил и решил, все равно добьюсь и моей будешь...и чтобы ты знала я тоже ни разу не пожалел... вот...чтобы знала.

Волнение Степаныча передалось и Володьке, пригладив свои не послушные вихры он приоткрыв окно высунул руку наружу, ловя ею прохладные, от наступающего вечера, потоки воздуха.

Пустая фура на обгон пошла легко, до места погрузки оставалось каких то два часа.

Володька дождавшись конца разговора, добавил в приемнике звук и песня полилась будоража душу, обволакивая своей мелодией, делая его тело легким и невесомым.

Ветер за кабиною носится с пылью.

Слева поворот — осторожней шофер!

Как-нибудь дотянет последние мили

Твой надежный друг и товарищ мотор.

Не страшны тебе ни дождь ни слякоть,

Резкий поворот и косогор,

Чтобы не пришлось любимой плакать,

Крепче за баранку держись шофер.

Пусть пропахли руки дождем и бензином,

Пусть посеребрила виски седина,

Радостно встречать тебя с маленьким сыном

Выйдет к перекрестку любовь и жена.