Сегодня проснулась и поняла, что я устала жить. Устала бороться за осуществление моих мечтаний, может действительно это не мечты, а иллюзии неудачницы. Мне стало невыносимо тоскливо за бессмысленно прожитые годы, за потерянных друзей, любимых родных по дороге к выдуманным, пустым фантазиям. Я прожила пятьдесят три года в вечных исканиях своего предназначения, какого-то счастья и независимости. Сегодня я совсем одна, дети звонят, только когда им, что-то нужно, а с мамой уже десять лет не общаемся.
С кровати поднялась еле-еле, казалось, что скрипит каждая косточка в моем бренном теле. На меня вдруг навалились всей своей мощью уже прожитые и даже непрожитые мной года. Прошаркала на кухню, поставила чайник, надо сделать чай с молоком, чтобы хоть как-то взбодриться. Над столом висит икона «Тайная вечеря», я тоскливо уставилась на нее.
— Что смотрите? Где ваша помощь мне? Может, я не так в вас верю, а может, не в тех верю. Сколько раз вы были мне нужны, хоть бы кто-нибудь откликнулся. Пустые вы все.
Злые слезы медленно обжигали мои щеки. Чайник уже давно закипел и заходился свистом. Заварила зеленый чай, размазала слезы, еще раз исподлобья взглянула на икону, вздохнула и поплелась с кружкой в комнату. Решила: выпью чай, приведу себя в порядок и схожу на рынок. Вся стена над диваном увешана разными привезенными и подаренными штуками, тут и настоящие картины, и коллажи, и чеканки, и папирусы, и деревянные тарелочки, все это вперемешку с фотографиями разных лет. Взгляд зацепился за фото, на котором мы с мамой и моим старшим сыном, ему три года. Улыбаемся, довольные, мне двадцать два года, вся жизнь еще впереди, столько дорог, выбирай любую. А мама никогда не была мной довольна, всегда я все делала не так, неправильно. Это она сказала, когда меня муж бросил с двумя детьми, что я неудачница, и моя жизнь закончилась. Мне тогда было тридцать три.
— Мамочка, мамочка, неужели ты все-таки права. Я так стремилась доказать тебе обратное, что разрушила свою жизнь.
Я уже взахлеб рыдала, сотрясаясь всем телом. Где-то через час, подуспокоилась, оделась и вышла на улицу. Осенний день будто ударил меня своим теплом и ярким солнцем. Здесь пели птицы, веселились дети, перекрикивались соседи, здесь текла жизнь. Новый рынок — наискосок от моего дома, сейчас все куплю и назад, меня раздражал весь этот жизненный гомон, солнце слепило глаза, воздух был душным и влажным.
Войдя с Торговой улицы на рынок, сразу обратила внимание на котов в углу. Два серых, здоровых кота гоголем выхаживали вокруг третьего, рыжего с огненными полосками. Он изо всех сил выгибал спину, стоя только на передних лапах, задние безвольно лежали на асфальте, видно перебитые. Вся левая сторона головы была сильно изуродована: от уха торчал маленький кусочек, вместо глаза пустота. Казалось, что кота пропустили через мясорубку. Кто-то кинул ему сосиску, эти два серых покусились на нее, да не тут то было, рыжий стоический давал им отпор, рычал, лязгал зубами, шерсть дыбом, хвостом молотил пространство, как тесаком.
— А ну пошли, ты посмотри, какие наглые!
Я отогнала серых и присела на корточки перед рыжим, он продолжать злиться.
— Тихонечко, тихонечко. Я тебя не трону. Кушай, кушай свою сосиску.
Кот схватил сосиску, попытался отвернуться и упал на бок.
— Давай помогу, поделю ее кусочками, так удобнее есть будет. А ты привставай и ешь, пока те поскудники не вернулись.
Я подождала, пока рыжий доел последний кусочек, и ушла за покупками. Домой вернулась с полными торбами, вышла только за зеленью и арбузом, как обычно купила все, хорошо, что не забыла то, зачем вообще пошла. В квартире уже было не так тягостно, как с утра. Нарезала себе арбуза, ем, сама все котов вспоминаю. Как серые на рыжего калеку нападали, и как тот на меня смотрел, пока я ему сосиску делила. Не дадут они ему житья, все равно все отбирать будут. Помыла руки, взяла старую простынь и пошла на рынок. Кот лежал на том же месте. Поднял голову мне навстречу, и, показалось, что заулыбался.
— Ладно, уговорил. Будешь жить со мной, только сначала к врачу, потом купаться.
Вечером я смотрела на спящего рядом со мной кота, его чистая рыжая шерсть горела золотыми полосками под светом лампы. Он то и дело подергивал передними лапами и плотнее прижимался к моей ноге, чтобы я втихую не ушла от него.
— Да уж натерпелся ты от жизни, хорошо тебе досталось.
Потом вспомнила о «Тайной вечере»:
— Простите меня, глупая я сегодня. Спасибо за кота, будет теперь, кому еду покупать. Назову его Михаилом.
Автор: Екатерина Яковлева
