Малыш...
Он уже несколько дней лежал у дверей, ведущих в подвал дома. Все проходили мимо, не обращая на него внимания. Признаков жизни он не подавал. Ни голосом, ни малейшими движениями. Он медленно умирал. От тоски и ненужности. Но его домашние ещё возились с ним, проявляя заботу и, принося какую-то еду, помогая ему хоть что-то съесть. Они укрывали его тёплыми вещами, гладили по головке. Из глаз его, которые перестали источать весёлый блеск, медленно текли горячие слёзы, которые совсем не высыхали.
Он безразлично смотрел на окружающий его мир. Но усталый и больной мозг ещё выдавал сюжеты из немногих прожитых лет. Особенно к ночи вспоминалась ему та жизнь, чётко и ярко. Он всю ночь глядел на звёзды, которые, как казалось ему, летали как бабочки и манили его поиграть с ними. Он поднимал непослушную голову, открывал рот, пытаясь издать звуки радости, восхищения, но голоса не было. Голова опять падала на одеяло, и он мирился со своим состоянием.
Хозяин, которого он любил больше всего, с которым он проводил все вечера и выходные дни, с которым делили хлеб-соль, вдруг, исчез. Нет, не исчез. Его куда-то увезли. Ещё неделю назад он видел своего хозяина дома. Тот лежал в большой комнате в большом, красиво украшенном ящике и всё время спал. Люди толпами приходили и уходили, домашние плакали и суетились. Он тоже крутился под ногами, заглядывал в ящик, целовал руки и лицо хозяину, пытаясь расшевелить его, разбудить. Почему хозяина увезли? Куда? Зачем? Как он мог пропустить этот момент разлуки? Да, всё эти гуляния со своими дружками? Ах, как он был беспечен… «Вот где хозяин теперь один, без меня? А мне как без него жить? И зачем?» — так продолжал он думать и винить себя. Временами он забывался, как будто проваливался в яму, теряя сознание.
Его разбудил шум подъехавшей к подъезду легковой машины. Он сжался в комок, попытался зарыться в одеяло, но ничего не получилось. Одеяло сползло и обнажилось его хилое, дрожащее тело. Кто-то опять склонился над ним, поправил одеяло, погладил его по голове, пытаясь угостить колбаской. Она вкусно пахла, но уже не вызывала аппетита, да и рот не открывался. Этот кто-то, махнув на него рукой, равнодушно проговорил: « Не жилец. Надо его взять с собой и по дороге схороним». « Что значит «схороним»? Меня спрячут? Или отдадут другому хозяину»? – промелькнули тревожные мысли в его потухающем мозгу. «Мне уже всё равно…такого хозяина я уже не получу…как хочется к нему…увидеть ещё разок…больше не убегу от него…»
Все домашние и приехавшие гости вышли из подъезда с сумками. Сели в машину, которая, почти тронувшись, вдруг остановилась. Двое мужчин подошли к неподвижно лежащему трупику, завернули его и положили в багажник машины. «Поехали». «Ну, вот…и меня куда-то повезли…а, всё равно, лишь бы скорее …» — промелькнула последняя, почти светлая мысль. Ехали долго. По дороге ужасно трясло его остывающее тело.
Ему показалось, что они с хозяином едут по той разбитой, лесной дороге на рыбалку, на своём «Днепре», везде проходимом стареньком мотоцикле. Каждый раз, только увидев, как хозяин надевал большие резиновые сапоги, он бегом нёсся к мотоциклу, залезал в коляску и терпеливо ждал хозяина. А хозяин всегда шутил: «А каску почему не надел»? Каску он надевать не умел. Её, шутя, надевал ему сам хозяин, в целях «безопасности пассажира».
На привычном месте хозяин ставил палатку и разводил костёр. Потом хозяин ходил по берегу с длинным удилищем, куда-то его забрасывал, но оно всегда оставалось в его руках, цепляло что-то трепещущееся и поднимало из реки. Это «что-то потом хозяин варил в котелке и угощал его. Вкусно было, только много колючих костей. А как здорово было им на сенокосе!? Какое раздолье!.. Гуляй по огромному полю, пока хозяин, напевая какую-то песню, машет кривой закорючкой по траве; гоняй ворон, да выскочивших из-под кочек глупых мышат… Эх… Уже несколько раз они пропустили свои прогулки.
Но, вдруг, видно от нескончаемой тряски или тёплых воспоминаний, ему стало жарко, он поднял голову и застонал.
Наконец, машина остановилась. Все вышли и направились к свежему холмику, у которого стоял столик и две скамьи, сделанные из свежих, пахнувших смолой, досок. Женщины, скорбно причитая, ставили в вазу цветы. Мужчина, который говорил о захоронении, подошёл к машине, открыл багажник, чтобы достать труп и лопату. Но, подняв крышку, он увидел «оживший труп», умилённо смотревшем на него. Мужчина поднял его и положил на землю. «Пусть полежит. Или всё равно окочурится или…оживёт».
Все переглянулись и уселись за стол. Они долго и радостно вспоминали того, кто был зарыт в холмике. Внезапно одеяло зашевелилось, появилась голова. Затем, собравшись с последними силами, «трупик» поднялся и, качаясь из стороны в сторону, заковылял к группе людей, следивших за происходящим «чудом». Все замерли, глядя на такую картину. «Трупик» подошёл к холмику, заполз на его гребень и принялся рыть ямку. Он рыл с такой силой, что земля разлеталась во все стороны. Наконец, вырыв нужного размера ямку, он тихо улёгся в неё и, свернувшись калачиком, замер. Группа стояла с открытыми ртами. Один, придя в себя, произнёс: «Он почуял запах… хозяина… и решил умереть… у него на груди. Пусть лежит, пока мы сидим. Потом… схороним в другом месте».
Вечерело. Надо было уже ехать домой, да что-то делать с этим, то умирающим, то оживающим экземпляром. Послышался шум подъезжающего мотоцикла. Это приехал младший сын хозяина. «Днепр», хозяйский «Днепр», до мозга костей знакомый звук, который я отличил бы от тысячи таких звуков!..На нём что, мой хозяин приехал? Как же так? А тут кто лежит?» — промелькнуло у него в головке. Он резко вскочил, помотал головой, посмотрел в сторону звука и, спрыгнув с холмика ещё слабыми, но уверенными прыжками проскочил мимо сидящих за столом.
Подбежав к мотоциклу, он на секунду остановился, посмотрел на юношу, покрутился, а потом вдруг, лизнул горячим языком ему руку, признав в нём нового хозяина, довольно резво влез в коляску и уселся на привычное место. -»А каску почему не надеваешь"? — шутил юноша. Хоронить этого верного члена семьи не пришлось. Все просто остолбенели от такого поворота событий. А он принялся рыться в сумке, из которой нёсся дурманящий запах колбасы. «Малыш! Хороший мой. Друг ты наш верный… Ожил, вот ты и попрощался с хозяином… будем навещать его вместе», — со слезами радости проговорила вдова хозяина. Все довольные отправились домой.
Эмма Рейтер. Июнь 1993 г.
