Потребовалось колхозу новое здание правления построить. Колхоз процветающий, богатый, а правление старое, ещё довоенной постройки — домик-пятистенок безо всяких удобств. Ни воды, ни уборной. Подходящее место нашли на краю села, ровный сухой ложок. Чуть выше — фермы, ток, зерносушилка.
Заказали проект. Сделали проектировщики всё, как планировалось: зал для совещаний, бухгалтерия, комната отдыха, Красный уголок и большой кабинет председателя.
Привезли стройматериалы, пригнали технику. Экскаватор большой, никто такого до сих пор не видел. Импортный, венгерский. Стали рыть котлован. Здание двухэтажное планировали, и котлован должен был быть немаленьким.
И тут чертовщина какая-то происходить стала: то трактор внезапно заработает, хотя водителя в кабине нет. то гидравлику заклинит на ковше, то не заводится машина без причины — механик полдня мается, не может найти поломку.
А потом еще чуднее: экскаваторщик отказался работать. Уперся: не буду рыть, и всё. Как ни уговаривал председатель, тот собрал вещи и в район вернулся.
Делать что-то надо, другого нашли. Начали копать, а через пару дней такая же история: «Не буду копать, хоть стреляйте».
Дело серьёзное. Отправился председатель лично с саботажником побеседовать, в общежитие к нему пришёл. Мужик засуетился: чайник принёс, пряники на стол выложил. А Петр Иваныч махнул рукой и четвертушку беленькой достал.
Сначала о пустяках поговорили, как устроился, хорошо ли питается. А потом председатель о главном спросил.
— Скажи мне, Ваня, что там у вас происходит? Говори честно, мы вдвоём с тобой.
Иван замялся:
— Пётр Иваныч, ты не поверишь, если расскажу.
— Да ладно, выкладывай.
Начал Иван котлован рыть. Дело привычное, земля мягкая. Пару дней без происшествий работал, а на третий это и случилось. Видит: у ковша девушка, молоденькая совсем, стоит в зеленом сарафане, в волосах лента алая. Выглянул Иван — нет никого, видно, от жары почудилось.
Только ковшом хотел зачерпнуть, а девушка опять рядом сидит.
— Не рой, Ваня… не надо.
Ванька головой затряс — и исчезло видение.
Зачерпнул землю, а девушка снова возникла.
— По-хорошему прошу: не рой, не тревожь нас. Не будет добра ни тебе, ни другим.
Ванька руку протянул, а девушка заколыхалась и исчезла.
Заглушил Ванька трактор. Вышел покурить. Долго курил… Полез назад в кабину, мотор завёл. Не верил он ни в чёрта, ни в бога. Пару ковшей зачерпнул, а девушка перед трактором стоит, грустно головой качает и пальцем грозит.
Кое-как день проработал. А на следующий всё повторилось. Не выдержал Ванька, бросил работу — гори оно всё синим пламенем! — и в общежитие ушёл.
***
На другое утро сам председатель к котловану пришёл, вместе с Ванькой в кабину сел.
Начали землю выбирать.
И полчаса не прошло, как девушка молоденькая с русой косой появилась, стоит и пальцем грозит.
— Не рой, Ваня!
Выглянул Петр Иваныч в окно — нет никого. Что за чертовщина? Трезвый ведь. Смотрит, а девушка опять тут.
— Видишь, председатель? Страшно... — сказал Иван и заглушил мотор.
В раздумьях Пётр Иваныч домой пошёл.
Нельзя сказать, чтобы он верующим был, но когда воевал в Отечественную, носил в нагрудном кармане маленькую иконку Тихвинской Божьей Матери — мама положила, когда на фронт уезжал.
Икона или что другое помогло, но выжил Петруша там, где выжить нельзя было. Только два лёгких ранения всего, а это почти не в счёт.
***
Как ночь наступила, постучал председатель в дом Гордея. Собака забрехала, хозяин проснулся, быстро штаны натянул.
— Кто там?
— Я, Бурлаков. Выйди, разговор есть.
Гордей посмотрел выжидательно: зачем пришёл председатель в такой час?
— С Валентиной мне потолковать надо, — сказал Пётр Иванович.
— И ты туда же! — плюнул Гордей. — Бабы-дуры ходят… на то они и бабы.
— Ты не шуми, не дай бог, услышит кто. Не нужна мне такая слава. Но другого варианта не вижу.
И председатель коротко рассказал, о том, что сам видел.
Помолчал Гордей. Посидели на приступке, покурили. Вернулся отец в дом, разбудил Валентину.
Та вышла, смутилась.
— Что случилось, Пётр Иванович?
— Рабочим мерещится всякое. Что хочешь делай: в зеркало смотри, карты раскладывай… как там ещё шаманят, но ответ дай. Что с этим делать, у меня план и сроки, а тут всё к чертям собачьим летит. Я к тебе так же завтра по темну зайду. И не болтай, хорошо? А то полетит моя голова…
***
«Хороший человек Пётр Иванович, подумала Валя, — надо помочь, Онюшку попросить...»
Вернулась она в постель, бусы погладила — тёплые. Руку как будто иголочками покалывает, значит, будет ответ.
Идёт Валентина по деревне, махонькой такой, дворов двадцать в одну улицу. Дома чудные, старинные, деревянные. Оглянулась вокруг — места как будто знакомые: вон лес, только ближе. Вон поляна перед лесом. А деревенька вроде как вместо улицы Зареченской. И там, где ложок сейчас, теперь болото виднеется топкое, далеко тянется. Вышла девушка из крайнего дома, совсем молоденькая, с лентой алой в косе, приложила ладонь к глазам, корову высматривает.
Не поймет Валентина: зачем она здесь? А сзади рука Онюшкина легла, погоди, мол, увидишь.
Удивляется Валька — ребятишки босиком с козлятами играют, мужики с бородами длинными. Прямо кино историческое.
Темнеть стало, коров погнали, лучины в домах зажглись. В сон деревенька погрузилась…
И вдруг конский топот, улюлюкание! Налетели конники с факелами, поджигать дома стали.
Люди выскочили, а тут их налётчики поджидали. Стрелы свистят, сталь мелькает... Девчонку с лентой всадник подхватил, поперёк коня кинул. А она исхитрилась, соскользнула и к болоту побежала. Совсем почти убежать сумела, знала тропочку через трясину, но догнала её стрела. Так и упала в топь девчонка, только пузыри пошли...
Ускакали всадники, полыхает деревня. Никого живого не осталось. Женщин молодых увезли, скотину увели, а порубленных да пострелянных в болото скинули. Бродит козочка по пустой улице, блеет жалобно.
— Видела? — Онюшка спросила.
— Видела. — Голос у Валентины дрожал.
— Вот расскажи, что видела.
Не стала Валентина вечера дожидаться. Уж очень сон жуткий был. Побежала в правление.
— Пётр Иваныч, нельзя там новое здание строить. Там люди погибшие лежат под землей, со старых годов. И девочка эта с лентой в косе тоже. Плохое место, как погост.
Задумался Пётр Иванович, поверил. Знал, что набегали кочевники в старые времена. Уж при Петре сюда казаков с семьями прислали. Село основали, Татарский вал нагребли. Но как такое районному руководству доложить?
— Иди, Валя, мы с парторгом подумаем, как тут быть.
Не глуп был председатель. Знал, что нельзя говорить о таком. Изучили они старые карты —действительно, было раньше болото. Торфяная земля там. Да и вОды близко грунтовые. Составил доклад, поехал к начальству в область.
Как он уж там их убеждал— неизвестно, но только убедил. Перенесли стройку в другое место, да еще и похвалили Петра за бдительность. Если б провалилось здание — взгрели бы сверху.
А котлован зарыли.
Когда землю назад сгребали, выпали из ковша волосы, красной лентой перевязанные, да кости человеческие. Тут уж без отца Сергия не обошлось. Отслужил панихиду по невинно убиенным, всё как положено.
Ну а Гордеевой дочке привез лично Пётр Иваныч флягу мёда и флягу масла подсолнечного. И не придерется никто: ветеран Гордей всю войну прошел, в Берлине победу встретил. Имеет право поощрить ветерана.
Автор: Pepelaz
