Старушка лежала, укрывшись теплым пледом до подбородка, с тревогой прислушиваясь к шуму из другой комнаты.
Плед не давал достаточно тепла её телу, её била нервная дрожь.
Вытерев краем платка набежавшую, невесть откуда взятую слезу, она горестно вздохнула.
Потом поправив одетый на ночь платок, сползший на лоб, сразу же спрятала руку под одеяло, стараясь не выпускать оттуда нагретый телом воздух.
Её лицо, иссеченное морщинками вокруг глаз, выражало озабоченность, а бескровные губы неистово шептали слова молитвы.
— Господи, Царица Небесная, Пресвятая Борогодица, уйми ты его ирода непутёвого...наведи на него сон...сам ведь мается и мне старой покоя нет.
— молила она Бога, с опаской поглядывая на закрытую дверь.
Прислушиваясь к не предвещающей ничего хорошего тишине из комнаты сына, старушка смежила веки, заставляя себя думать о другом.
Нахлынувшие воспоминания увлекли её в далёкое прошлое.
Замуж она вышла по обманной любви, бывает так, совсем не рассмотрев человека.
И примерно через месяц, внезапно проснувшись ночью, вглядевшись в совсем чуждое ей лицо с ужасом подумала — «Да что же я наделала.»
Но менять что-либо было уже поздно, она носила под сердцем ребенка.
И потащила её жизнь, как вода тяжёлый камень, на самое дно, не давая сил, ни утонуть, ни выплыть.
Редкий месяц проходил без побоев озверевшего, пьяного мужа.
И когда однажды её терпение лопнуло, в слезах прибежала к матери в надежде найти понимание, но услышав её — «А что мы скажем людям» — опрометью выскочила за дверь.
Больше жалоб от неё никто никогда не слышал.
Это сейчас так, продолжала мысленно рассуждать старушка, сошлись, разошлись и никаких проблем, а раньше брошенная жена считалась позором.
Она понимала мать и сильной обиды у неё не было, но став сама матерью, она бы не пошла навстречу людской молве в ущерб дочери.
Рождение, через небольшой перерыв, троих дочерей, нелепая смерть второго ребенка, пьянки с побоями и измены мужа, вытравили из её души все живое, оставив в ней наподобие трафарета женщины.
Все попытки, залатать семейную брешь, привели в никуда.
Почувствовав, что опять носит ребенка, она ночами молила Бога о сыне.
Но рождение сына ожидаемого результата не принесло, муж даже на руки его не взял, мотивируя в пьяном бреде, что не от него.
Для неё это заявление, было больнее во сто крат от телесных побоев.
И свернулась тогда у неё душа в маленький, тугой комочек, не дававший никому взять его в руки, а женское счастье мячиком отскочив от её судьбы, обрекло её быть только сильной.
В комнате сына раздался грохот упавшего тела, пустые бутылки, стоявшие возле стола, весёлым звоном подтвердили догадку матери.
Откинув в спешке одеяло, старушка выпростав ноги, села на кровати затаив дыхание. Пошамкав впалым ртом, будто что-то пережёвывая, она сухими пальцами провела по дрожащим уголкам рта.
Старушка боялась сына, в пьяном угаре он был невменяемым: мог толкнуть, запустить в неё первой вещью попавшейся под руку, а отборный мат во внимание уже не принимался.
За стеной шум не возобновился, а после небольшой паузы перешёл в храп с клёкотом. « На спине лежит...как бы чего не случилось...сын ведь.», озабоченно подумала старушка, не решаясь пойти проверить.
Укрывшись опять одеялом, подоткнув его со всех сторон под себя, старушка опять предалась воспоминаниям.
Она любила сына двойной любовью, и за себя, и за отца, стараясь уделить ему больше внимания, так ему не хватавшего.
Прячась, от вечно недовольного взгляда мужа и любопытных глазёнок дочерей, подсовывала ему лакомый кусочек, целуя в пахнущую солнышком щёчку.
Не понимая почему, он был для неё какой-то отрадой, щемящей радостью, нежели другие дети.
С улыбкой вспоминала она его первые попытки ползания, ползания не вперёд, а назад.
Заползёт под кровать и кричит оттуда, краснея от страха.
Выхватит она его , прижмёт к себе мокрое от слез и испуга тельце, от любви сливаясь с ним в одно единое.
Охватившая её дрёма и усталость перебороли тревогу, увлекая её в сон.
Лицо старушки от счастливых когда-то мыслей, сделалось враз помолодевшим, скрывшим тревожную заботу, даже сеточка морщин возле её глаз, поменяла свою глубину.
Мужчина, довольно неопрятного вида, лежавший в неестественной позе на полу, вытянув ногу, зацепил батарею пустых бутылок.
Открыв от сделанного шума глаза, он оторопело уставился в потолок, ошалело вращая зрачками .
Немного погодя его взгляд приобрёл какую-то осмысленность и он завозился на полу, пытаясь встать.
В голове отдавало резкой болью, шедшей от затылка к вискам.
Его сильно мутило, а глаза не могли сосредоточиться на предметах, рассеивая каждый на несколько.
Чертыхнувшись отборным матом, безуспешно повторил попытку встать на ноги.
Потом с трудом преодолев путь к дивану на коленях, приловчившись поджался на руках, кинул на него своё тело.
Подсознание не среагировало на попытку разума, высветить какое-нибудь определение ускользающей яви, а просветление, так и не появившись перед глазами, ускользнуло снова прочь.
Дверь в его комнату с тихим скрипом приоткрылась, высвечивая в проём озабоченное лицо старушки.
Потом показалась сухонькая ,изрезанная венами рука, трижды перекрестившая лежачего мужчину и дверь немного подрожав, закрылась.
Сна у старушки больше не было, как и слёз принесших бы ей хоть немного облегчения .Она лежала немного прикрыв глаза, чутко прислушиваясь к комнате сына.
Каждую ночь память прокручивала перед ней фрагменты её жизни, приносящие как и радость от воспоминаний, так и наоборот .
Раньше, она даже представить себе не могла, что будет вот так лежать и трястись от страха перед своим сыном, которого боготворила, отдавая ему всю свою любовь.
Нелюбовь отца, так считала она, сделала мальчика нервным, часто срывающимся на истерики.
Учился в школе слабо, с постоянными вызовами родителей в школу, добавляя этим ещё больше неприязни от отца.
Женился, родился ребёночек, тоже сын и так похож на него маленького в детстве. Жить бы, да радоваться, ан нет, рассуждала мысленно старушка, начал прикладывать к спиртному, находя в нем избавление от своих мыслей.
Жена не вытерпев такой жизни, уехала в неизвестном направлении, а для неё началось существование , полное кошмара и ужаса.
Грохот разбившейся пустой бутылки, донёсшийся из комнаты сына, моментально выхватил старушку из тревожного сна.
Дверь в её комнату с силой распахнулась, глухо ударившись о стену.
В дверях, покачиваясь и держась за косяк, стоял сын.
— Ты чё, оглохла сука что ли...трубы горят...неси выпить... — зычный голос не принимал никаких возражений.
— Да сейчас я, сейчас... — старушка трясущими руками искала второй тапок.
— Чего застыла, как вчерашний холодец...а ну мигом... — подтвердив своё желание крепким матом он вернулся в свою комнату.
Впопыхах накинув на плечи телогрейку, старушка выскочила за дверь.
На улице оглянувшись на окна дома, не подсматривает ли сын куда она пошла, нырнула в маленький, покосившийся от времени без хозяйских рук, сарайчик.
Там в углу, откинув старое тряпье в сторону, достала трёхлитровую банку крепкого самогона.
— Господи, прости меня, дуру грешную...сама скрытно отраву делаю...сама сына гублю...да нет у меня другого выхода...нет. — перекрестившись в угол, налила жидкости в большую кружку.
— Вот сынок, Михалыч последнее отдал...сказал, что больше нету... — греша на соседа , на ходу придумала она отговорку, ставя кружку на стол.
— Пошла вон...не мозоль глаза... — сын боясь расплескать хоть каплю, отпил прилично из кружки не беря её в руки.
Холодная жидкость горячей волной, приятно разлилась по давно немытому телу. Всклокоченные волосы, небритое лицо сына, неряшливость в комнате, раскиданные бутылки и вещи, парализовали движения старушки и она не двигаясь стояла в проёме двери.
— Ты чё...оборзела, совсем страх потеряла... — отхлебнув изрядно ещё из кружки, сын изо всех сил запустил в мать пустой бутылкой.
Уплывающее вновь сознание не дало заметить, как дёрнувшееся от удара в висок тело матери, навзничь глухо упало на пол.
Немного погодя, очнувшись и не понимая происходящего, сын рассеянным взором рассмотрел лежащее на полу тело матери.
Принять сидячую позу ему помешали ноги, вернее не чувственность их, будто ног и не было у него совсем.
Пугаясь какого-то холодного страха, заполняющего его изнутри, он потянулся за сигаретами.
Глубоко затянувшись пару раз, боясь чего-то ещё больше, выронил сигарету из онемевших рук на промасленный рыбьим жиром, кусок газеты.
Комната заполнялась едким дымом горящего линолиума, а дорожка огня уже спешно поднималась по клеёнчатой скатерти на стол.
С диким ужасом тараща глаза, чётко осознавая происходящее, так ясно отразившееся напоследок в его мозгу, он вдруг увидел мать, бежавшую к нему через зелёный луг, протягивая к нему свои руки.
И , как в далёком детстве, вырвавшись от кого-то крепко его державшего, он побежал с радостью навстречу матери...
— Мать...мама...маааа... — это было последнее, вышедшее из него и небо закрыло весь белый свет, занавесив его чёрным покрывалом.
P/S...Тушившие пожар, разгребая тлеющие обломки, обнаружили обгоревший до основания труп сына и совсем не тронутое огнём тело матери...Небо принимая её, защитило от последней боли, карая небесной карой только сына.
Автор: Марина Каменская-77
