— Сынок, а кем ты хочешь стать? – спросила меня как-то мама. Я, будучи довольно мелким и весьма глупым, серьезно нахмурил брови и задумался на пару минут.
— Врачом. Как ты, — чуть подумав, ответил я. Мама улыбнулась и очень скоро забыла о своем вопросе. Только я не забыл. Стоило моему детскому мозгу увлечься какой-нибудь идеей, как сон переставал для меня существовать, а отцовские коллекционные машинки в югославском серванте забывались, как и чугунный пиратский пистолет – любимая игрушка детства и предмет ненависти соседей снизу.
В моем детском понимании врачом был человек, который яростно сражался за жизни пациентов и еще яростнее орал на медсестер и пациентов, прося принести ему еще спирта и тампонов. Мне тоже хотелось на всех орать и спасать жизни, поэтому я приступил к практике на дому.
В качестве пациента был выбран плюшевый кот Леопольд, весьма потасканный, из-за разгульного образа жизни и инфекций мочевыводящих путей. Про инфекции я прочитал в мамином учебнике и словосочетание мне настолько понравилось, что признаки инфекций мочевыводящих путей стали носить все: бабушка, две соседки, сексуально озабоченный пекинес и игрушечный кот Леопольд, которому совсем скоро предстояло стать моим первым пациентом.
Далее я откопал в шифоньере мамин железный ящичек со шприцами и скальпелями. Естественно, родители об этом не знали, а если бы узнали, то перепрятали ящичек в более надежное место. Но ящичек мне безумно нравился. В нем лежали стеклянные советские шприцы, два острых скальпеля и три иголки. Достав инструменты, я озаботился одеждой. Из недр того же шифоньера был откопан мамин старый врачебный халат, на голову, на манер маски ниндзя, была повязана белая майка и кот Леопольд смирно лежал на кухонном столе, с ненавистью смотря в потолок стеклянными глазами.
Когда в ход пошли стандартные, подсмотренные в фильмах, процедуры в виде мытья рук, наливания в баночку спирта, бутылка которого удачно обнаружилась в холодильнике и раскладывании инструментов, кот Леопольд немного испугался и попытался сбежать из операционной с помощью сексуально озабоченного пекинеса Мили. В итоге пациент был водворен обратно на стол, Миля был выгнан в комнату и отвлечен игрушечной обезьяной, которую любил не меньше Леопольда.
— Спирт! – скомандовал я сам себе, после чего полил руки спиртом и поморщился, ибо спирт безумно вонял. Кот Леопольд застыл в тихом ужасе и не шевелился. Я набрал в мамин шприц спирта и решил вколоть его Леопольду в качестве наркоза. Помогло. Игрушечный пациент стал мягким и податливым, а стеклянные глаза привычно уставились в потолок.
— Скальпель! – вновь произнес я громким голосом, обращаясь к невидимой медсестре. Взяв скальпель, сделал надрез в груди кота Леопольда, где, как я полагал, хранится средоточие всех инфекций мочевыводящих путей. Показался белый наполнитель, и я понял, что зараза полезла из бедного пациента. Вколов коту еще спирта, я улыбнулся и приступил к вытаскиванию белой гадости из груди, попутно комментируя каждое свое действие.
— Сестра! Мы его теряем! – завопил я и запустил пальцы в грудь бедной игрушки. – Что приборы?!
— Четыре, пятнадцать, десять, — тонким голоском ответила мне воображаемая медсестра.
— Хорошо! Иглу и нить! Держись, мы спасем тебя! – глаза кота Леопольда молили о том, чтобы я этого не делал, а дал ему наконец-то сдохнуть. Но я списал это на нервный шок.
Накачанный спиртом игрушечный кот стал мокрым и вонючим. Я же обрадовался, ибо инфекция наверняка покинула его тело. Осталось лишь зашить. В качестве донорского органа выступило отрезанное от курицы из морозилки крыло. Крыло было бережно упаковано в рану, из-за чего на лице кота Леопольда застыл сверхъестественный ужас. Он сменился блаженством после еще одной дозы спирта. Далее оставалось зашить пациента и отправить отдыхать в палату, где его не найдет сексуально озабоченный санитар Миля, открывший дверь в операционную и слишком уж похотливо смотревший на бессознательное и податливое тело игрушечного кота, пахнущего спиртом и начавшей таять курицей.
— Спирт, спирт, спирт! Огурец! – скомандовал я и захрустел маринованным огурчиком. Раз это было упомянуто в анекдоте, значит, так проходили операции во всех больницах, решил я. Кот Леопольд, одурев от влитого в него спирта, мягко чвакал, когда я нажимал ему на грудь и смотрел на меня стеклянными глазами с ненавистью. Глупец еще не знал, что юный доктор только что спас его жизнь от тяжелой инфекции мочевыводящих путей.
Операция продлилась ровно двадцать две минуты. Пациент был отправлен отдыхать в комнату доктора, а сам доктор, как и полагается в фильмах, достал из шкафа соломинку и горько «закурил ее», сидя рядом со столом, от которого разило спиртом и валялись шприцы со скальпелями.
От идеи стать врачом я отказался сразу после прихода родителей из магазина. Они, увидев операционную, пустую бутылку из-под спирта, накачанного спиртом игрушечного кота, на роже которого застыла пьяная гримаса отъявленного ублюдка, страдающего от инфекции мочевыводящих путей, и трахающего игрушечную обезьяну пекинеса-санитара, моментально пришли в ужас и наказали юного доктора, отправив его в угол темной комнаты, где ему надлежало простоять два часа, размышляя о совершенных врачебных ошибках и потирая румяную от ремня задницу.
А спустя неделю плохо обработанная рана на груди кота Леопольда загноилась и тухлым мясом провоняла вся квартира, за что юный доктор, забывший обработать рану спиртом, отправился в угол еще на пару-тройку часов, где и осознал то, что врачом быть не так уж и интересно.
Но мысли о будущей профессии меня не оставили, ибо новая идея засела в моей голове. Я захотел стать фермером, о чем и сообщил родителям после просмотра какой-то тупой американской комедии о тех самых фермерах. Мне понравилось, что фермеры ходят с ружьем, шмаляют из него по всяким мутным личностям, качаются в кресле-качалке на крыльце и пьют пиво, а вечером едят вареную кукурузу и жареную курицу. Мечта, а не жизнь, как думал я.
Однако отец был иного мнения и, согласившись, сказал, что отвезет меня в деревню к бабушке, где я на собственном примере познаю каково это – быть фермером.
Стоит ли говорить, что фермерство мне быстро надоело. Пил я только парное молоко, вместо ружья был чахлый кнут, с которым я ходил пасти коз на ближайший лужок, а жареная курица подавалась только по праздникам.
Конечно, я пытался хоть немного приблизить свою жизнь к тем идеалам, о которых мечтал, но получилось все, как обычно. Сделанный мной поджиг в бабушкином сарае убил соседскую курицу, которая повадилась в наш огород жрать наши помидоры. Поджиг отобрали, задницу мою нарумянили крапивой, зато на ужин я получил добытую мной дичь – зажаренную до красивой корочки, как я и хотел. Пришлось делать из подручных средств томагавк и уже с ним охотиться на гадких пернатых, оккупировавших наш огород.
Сидеть в кресле-качалке целый день мне тоже не дали, ибо работы был непочатый край: птиц напои, покорми, поросятам корма дай, сорняки прополи, картошку от колорадского жука избавь, коз попаси… В итоге я просто тупил в книжку вечером и моментально засыпал, стоило голове коснуться подушки. Так я понял, что фильмы все врут и к дальнейшим поискам профессии всея жизни стал относиться куда серьезнее.
Следующей профессией, овладевшей моей головой, я был обязан фильму «Парк Юрского периода». Палеонтолог! Вот оно! Вот она профессия моей мечты, думал я, смотря, как загорелые ученые откапывают кисточками скелет динозавра в пустыне. Жаркий ветер дует в их суровые лица, попискивает компьютер, выводя данные на экран, а ученые пьют холодную воду и возятся в земле. Идеально же.
Сказано – сделано. Я приступил к поискам экипировки настоящего палеонтолога. Из шифоньера была вытащена мамина дачная шляпа с широкими полями и дебильным розовым цветочком. Цветочек я оторвал и выбросил в мусорку, ибо негоже суровому палеонтологу щеголять в шляпе с цветочком. Две тонких кисточки я взял у мамы в косметичке, а большую в ванной, которой оказался отцовский помазок для бритья.
Новенькие джинсы были незамедлительно порваны на коленях, изуродованы «шкуркой» и протащены под всеми кроватями и диванами нашей квартиры, дабы превратиться в настоящие штаны палеонтолога. Самой собой, что все это делалось, пока родителей не было дома. Задница еще помнила благодарность за спасенного пациента. Довершил образ молоток, моток пеньковой веревки и верный игрушечный кот Леопольд, которому надлежало стать скелетом велоцираптора.
Выйдя на улицу, я направился к песочнице, вырыл большую яму, засунул в неё игрушку и шустренько закопал. Затем, подождав пока мокрый песок подсохнет, я приступил к раскопкам. Друзей, который звали меня играть в футбол, я игнорировал. Суровые палеонтологи такой фигней не занимаются. Они ищут скелеты динозавров в песочнице возле дома.
Солнце немилосердно пекло, а из-за дурацкой шляпы пот постоянно заливал глаза, но я терпел. Руки ныли от песка, который приходилось отбрасывать с помощью отцовского помазка, но сердце все же радостно скакнуло, когда на меня с ненавистью уставился стеклянный глаз велоцираптора Леопольда, забывший о том, что я спас его пушистую жопу от инфекции мочевыводящих путей. В дело вступили кисточки из маминой косметички и палочка, которой я очерчивал контур скелета. И спустя пару часов мучений превосходно сохранивший экземпляр скелета кота-велоцираптора был откопан и помещен в музей – мою комнату.
Весь в мокром песке, большая часть которого разлетелась по квартире, игрушечный кот Леопольд со все той же первобытной, животной ненавистью смотрел на двух посетителей музея, одним из которых был прославленный палеонтолог Гектор и его верный ассистент – сексуально озабоченный пекинес Миля, души не чаявший в скелетах всяких котов-велоцирапторов.
Но вечером знаменитого ученого, нашедшего превосходный скелет динозавра, снова сослали в темный угол. За помазок, в котором обнаружилась примерно половина всей песочницы, и которым решил вечером воспользоваться отец. За уродливого кота Леопольда, с которого осыпался весь песок, из-за чего он походил на потасканного наркомана из трущоб Лондона, чей труп отрыли полицейские спустя пять лет после исчезновения. И за испорченные джинсы с оторванным от шляпы цветком. «Да», думал я, «тяжко быть ученым».
Если вы думаете, что я отказался от поиска профессии всей своей жизни, то глубоко ошибаетесь. Вершиной моих поисков стала профессия повара. И снова мне в этом помогал верный друг, смотревший на меня с осуждением своими стеклянными глазами-пуговками – игрушечный кот Леопольд.
А все началось с того, что я увидел передачу по телевизору, где готовили поросенка в духовке. Причем готовили и описывали приготовление так вкусно, что даже сексуально озабоченный пекинес Миля оторвался от игрушечного обезьяна и уселся смотреть, как достают из духовки румяную свинью с яблоком во рту. «Решено», — объявил я родителям, — «буду поваром».
Родители лишь переглянулись и, со скептичными улыбками, забыли о моих словах. И зря, ибо я так просто от идей никогда не отказывался.
Сначала был записан на видеокассету с «Двойным ударом» повтор кулинарной передачи. Затем из недр комнаты был извлечен протестующий кот Леопольд, который зацепился лапой за гвоздь в дверном косяке и немного порвался, но я понимал, что его присутствие мне жизненно необходимо, поэтому быстро зашил рану, предварительно вколов игрушечному коту спирта, и утащил на кухню, где принялся творить свой кулинарный шедевр. Правда, было несколько проблем.
К примеру, отсутствие молочного поросенка. Но я, дабы исключить ошибки, решил порепетировать и для этого мне понадобился добрый друг Леопольд, в чьем взгляде я снова увидел ненависть. Ненависть столь чистую и незамутненную, что пришлось пригрозить свиданием Леопольда и Мили в темном туалете. Взгляд игрушки привычно стал стеклянным, и я приступил к репетиции.
Обмазывать игрушку маслом я не стал. Зато от души натер его чесноком, как советовали в передаче, из-за чего Леопольд стал вонять, как отцовские носки после работы, а из подъезда с ужасом сбежали все вампиры. Затем я приступил к сложной части рецепта – яблоко во рту. Рот Леопольд открывать категорически отказался, поэтому я, подумав, запихнул яблоко ему в спину, где виднелся кусок наполнителя и была небольшая дырка.
Игрушечный кот затрещал по швам и обругал меня матом, но я не остановился, пока яблоко целиком не спряталось в спине Леопольда, сделав того похожим на увечного солдата Первой мировой, больного проказой и слабоумием. С приправами я справился быстро и очень скоро Леопольд с осуждением взирал на меня благоухая чесноком, перцем и петрушкой, которую я насовал во всякие мелкие дырочки, лежа на черном противне. Но я знал, что он мне был благодарен.
Пекинес Миля, понюхавший Леопольда, моментально телепортировался в комнату под кровать, откуда отказался вылезать даже за кусок вареной колбасы, которую любил сильнее, чем распутство и многочисленные соития с моими игрушками.
Однако засунуть мне Леопольда в духовку не дали родители, которые пришли домой как раз вовремя и увидели бедного кота, с яблоком в спине и воняющего, как породистый охотник на вампиров. А дальше привычный сценарий: темный угол, два часа наказания, и чистка наслаждающегося моим фиаско Леопольда.
Много профессий я мечтал испробовать. Мечтал стать скрипачом, потом дирижером, водителем большегруза, моряком, сантехником и археологом. Во всех этих исканиях мне непременно помогал верный плюшевый Леопольд, которого я в итоге оставил в покое, собственноручно почистил от грязи, заштопал все дырки и заменил наполнитель. Тогда-то ненависть исчезла из взгляда игрушечного кота, и он вновь превратился в обдолбанного крэком и Вискасом наркомана с безумными глазами. Но его помощь в моих исканиях – неоценима...
Автор: Гектор Шульц
