Пассажиры уже начали собирать вещи и упаковывать чемоданы, когда в дверь нашего купе просунулась голова пожилого проводника:
— Граждане, если у кого осталась еда, не выбрасывайте, отдайте мне.
В руках он держал кулёк, свёрнутый из старой газеты. В нём уже что-то лежало.
— Что, поросят выкармливаешь, друг? — громогласно отозвался коренастый, пышущий здоровьем моряк торгового флота, всю дорогу резавшийся в соседнем купе в преферанс. — Хорошее дело! Люблю поросятину, поджаристую, с косточкой...
— Да это не мне, — уклончиво возразил проводник.
Действительно, для чего ему всё это? Сказать честно, я даже подумал нехорошо об этом серьёзном сдержанном человеке, на которого у нас за сутки с лишним пути не было ни единого нарекания: выколачивает дополнительные доходы из своей должности...
— А всё-таки кому же? — спросила студентка, возвращавшаяся после каникул, и ссыпала в подставленный кулёк хлебные корки, колбасную шелуху.
— Сейчас увидите. — Проводник бросил взгляд за окно. — Сейчас будет станция, поезд на ней стоит долго.
Вагоны замедлили бег. Мимо поплыли аккуратные станционные постройки с красными черепичными крышами, в том характерном стиле, по которому сразу отличишь Западную Украину, или бывшую Галичину, Красную Русь. Толчок... Встали... Высунувшись из окна, мы следили за нашим проводником.
На перроне стояла старая — престарая овчарка со свалявшейся шерстью, обломанными когтями. Весь вид её говорил о том, что она беспризорная и бедствует давно. Лишь опытный глаз мог определить, что когда — то это было великолепное животное, полное силы и красоты. Собака не проявила особого оживления, когда наш проводник спрыгнул с вагонной подножки, подошёл и что — то сказал ей, только чуть шевельнула хвостом. Однако изменившееся выражение морды говорило, что собака встречала именно его.
В руках проводника теперь был уже не кулёк, а целый мешок. Я ждал, что он вывалит всё перед собакой или, отведя в сторону, угостит сперва лакомым кусочком, а после отдаст остальное. Но нет, он сразу заторопился куда — то прочь от станции, животное поплелось за ним.
Он вернулся, когда мы уже начали опасаться, как бы поезд не ушёл без него. Мешок был пуст, выражение его лица спокойное и удовлетворённое. Казалось, проводник сделал что — то очень важное, необходимое, и теперь совесть его чиста.
— Это что — твоя подшефная? Давно ты обслуживаешь её? А хозяин что — не кормит? — спросил преферансист со свойственной этой категории людей прямолинейностью и грубоватой, но не обидной фамильярностью, он, кажется, готов был подтрунить над человеком в железнодорожной формёнке, которому, видно, не хватало своего дела, что он ещё успевал заботиться о какой — то полудохлой бесхозной псине.
— Хозяина нет. Хозяева все мы...
И дальше мы услышали историю этого пса.
Овчарка принадлежала полковнику в отставке, ветерану войны. Он жил здесь одиноко с самого окончания войны: года три назад умер. Его похоронили на кладбище близ станции. Во время похорон вместе с друзьями умершего, приехавшими отдать ему последний долг, в траурной процессии шла и собака. Вместе с другими она присутствовала при погребении, видела, как, глухо стукнув, упала на крышку гроба первая пригоршня земли, как вырос могильный холмик, как поставили звезду, напоминавшую о ратных делах и заслугах покойного.
Потом все ушли, а собака осталась...
Она стала жить на кладбище. Она не хотела покинуть место вечного успокоения дорогого ей человека, не соглашалась расстаться с ним! Кто-то построил ей будку рядом с могилой. Так она и жила, неся свою печальную круглосуточную вахту. Добрые люди приносили еду, а если забывали порой, всё равно она оставалась там. Время от времени появлялась лишь на станции, чтобы встретить знакомого проводника.
Их свёл случай. Однажды он покормил собаку, и с тех пор, вот уже в течение нескольких лет, она неизменно являлась к приходу поезда. Без расписания и часов она превосходно знала, когда должен прибыть поезд, и ни разу не опоздала на свидание. А проводник всякий раз аккуратно собирал остатки пассажирских " пиршеств " и относил к ней в будку.
Он по-своему привык к ней, а она привязалась к нему. Ведь он теперь был единственным человеком на всём белом свете к которому она питала какие — то чувства. Но ни разу она не попыталась последовать за ним в вагон, ни разу не изменила тому, умершему.
— Что же Вы раньше не сказали мне! — вскричал наш спутник — моряк, как будто рассказанная история имела отношение только к нему. Швырнув на сиденье щеголеватый чемодан, он рывком отбросил крышку и, выхватив полкруга дорогой копчёной колбасы, ткнул проводнику:
— Нате! Отдайте ей!
— Завтра мне ехать с обратным рейсом, я передам Ваш подарок.
— Возьмите и это, — сказала студентка, протянув кусок аппетитного домашнего пирога. Поделились все, кто чем мог.
Поезд тронулся, унося вместе с нами воспоминание о прекрасном преданном существе, которое даже после смерти хозяина хранило верность ему. Примолкли пассажиры. У студентки на глазах блестели слёзы...
А я вспомнил...
Во Львове на знаменитом Лычаковском кладбище есть скромный памятник. Ему много лет, стёрлась надпись, выветрился, стал шершавым, позеленел камень.
Но, побеждая время, продолжает оставаться ясным и светлым смысл памятника.
Надгробная плита покрывает старинный, вросший в косогор склеп, на плите — бюст мужчины с удлинённым, как у древних славян, лицом, а по бокам — две лежащие длинноухие собаки. Изустное предание, передаваемое из поколения в поколение, повествует: когда окончил свой земной путь сей безвестный, две собаки продолжали ходить на могилу, пока однажды их не нашли тут мёртвыми. Каменные, они и поныне охраняют покой хозяина.
Как звали умершего? Кем он был, чем занимался? — никто не знал. Да, право, это и не имело значения.
— Это был человек, — не отрывая задумчивого взгляда от бюста, негромко и строго сказала сопровождавшая меня женщина, местная жительница.
Любят Человека. И старый осиротелый пёс с потухшим взглядом, увиденный нами на перроне, был живым подтверждением этому. Любят Человека!
Человеком был полковник, владелец верного животного. Человек — наш проводник. Мне стало стыдно, что я плохо подумал о нём. В новом свете предстали передо мной и бравый сосед — преферансист, и милая, славная, черноглазая украинка — студентка, и другие спутники, проявившие сочувствие бездомному одинокому псу. Старый пёс был олицетворением долга, не знающего компромиссов, и все по достоинству оценили это.
Потрясённые, мы продолжали молчать и думать каждый о своём. Казалось, там, на станции с красными крышами, название которой мы даже не запомнили, осталась частичка сердца каждого из нас.
Я представил, как пёс укладывается в своей холодной, продуваемой конуре и ждёт. Чего? А, может, и не ждёт. Ведь только люди живут надеждой, разумом, расчётом. Животное просто любит и, коль любит, отдаётся этому без остатка, такова его натура. Хотелось приласкать, обогреть животное, сказать ему доброе слово... Долго ли оно будет жить так? Сколько ему осталось?
Любовь к человеку... Когда — то далекий пращур наш, которого мы уже не можем рассмотреть за дальностью веков, подарил хищному зверю первую ласку, первое человеческое тепло, и зверь ответил на это такой силой преданности, которая по сей день не перестаёт изумлять людей. Дряхлый пёс показал пример того, как надо любить.
Я думал о нём, а в глазах у меня вставал длинный ряд таких же, как он.
Фрам, угрюмый северный пёс, вожак ездовой упряжки, похоронивший себя в ледяной пустыне рядом со своим другом Георгием Седовым;
Бобби из Грейфрайерса, лохматый шотландский терьер, проживший годы на могиле старого пастуха;
Кучи, пёс из Варны, который, стоя на берегу моря по брюхо в воде, ежедневно ждёт возвращения своего пропавшего без вести хозяина — рыбака;
Штурман корабля " Святой Фока " Н. Сахаров, член полярной экспедиции Георгия Седова, обязан жизнью своему бесстрашному четвероногому другу Штурке.
Сахаров отморозил руки. Брошенный своим спутником Кушаковым, он был вынужден добираться до корабля один в сопровождении собаки. Выбиваясь из сил, он прошёл по льду пятьдесят километров, временами терял сознание, впадая в забытье. Тогда верный Штурка садился рядом, лаял, теребил за одежду. Хозяин поднимался и продолжал путь. До корабля оставалось около двух километров, и Штурка помчался вперёд.
Бегая вокруг корабля, он громко лаял и выл, но путешественники не поняли, что он зовёт их на помощь. Тогда Штурка снова вернулся к хозяину, который уже замерзал и погружался в последний сон. Верный пёс в отчаянии стал тянуть Сахарова за одежду, лизать его и лаять прямо в уши, пока не привёл в чувство и не заставил двигаться;
" Итальянец " Верный, в течение четырнадцати лет не пропустивший ни одного поезда, на котором, по его расчётам, должен был возвратиться его хозяин — машинист, убитый фашистской бомбой, — и подвиг собачьей верности вырастал в нечто поистине величественное...
А колёса продолжали стучать, стучать...
Автор: Борис Рябинин
