— Стёпа, чего-то куры нестись перестали. То ись, нестить то несутся, они же об этом на всю деревню объявление дают, но уже третий день ни одного яйца в гнёздах!
— И, правда! Ни одного яйца, — доложил дед Степан после разведки. — Вот-те на! Что делать будем, Зоя?
— Последить бы надобно за ними, Степан.
На другое утро, спозаранку, дед Степан и бабушка Зоя занимают наблюдательные посты. И видят следующую картину. Вот Пеструшка чинно подошла к конуре, в которой обретается Жулик – симпатяга, плут, плебейских кровей кобелёк. Он выходит навстречу Пеструшке, та заходит в конуру, через несколько минут, отчаянно отквохтавшись, горделиво выходит из покоев Жулика. За ней вереницей идут Чернушка, Веснушка и вся остальная «голопупь», как называет курей дед Степан.
При виде такой наглой экспроприации столь ценного продукта Жуликом, дед Степан кричит:
— Зашибу, паршивца! Он от души пересыпает свою гневную речь перцем и солью матерного слова, настолько образного и яркого, что Жулик быстро улавливает, в чей адрес беснуется хозяин, и стремительно улепётывает со двора. Бабушка Зоя ахает:
— Ахти, бестыжие! Чичас всех на суп… Не я ли вас холила, кормила! Ах! Надумали чего! Все таперя будете в курятнике сидеть, на улицу клюва не покажите, чего же энто деется, а?
— Дед Степан сокрушается:
— Какой урон, какой урон! Ну, Жулик, тока приди! Сёдни же утоплю. Нет, слажу варежки меховы, лохмотарь ты паршивый, чёбы тебя блохи заели, кормушка блошиная! Но Жулик не слышит столь холодящих собачью душу слов любимого хозяина, с которым и на рыбалку, и на охоту ходит, и компанию составит вечером по выкуриванию трубочки крепкого самосада.
Дед Степан и бабушка Зоя идут к конуре.
— Чичаза я энтот дворец разнесу в щепки! Бабушка Зоя против таких крайних мер.
Не, Стёпушка, давай подымем её вверх, да посмотрим, мож хоть скорлупа осталась, всё польза…, да и конура пригодится.
Дед Степан поднимает домик Жулика вверх, ставит его в сторонку, и они в изумлении всплескивают руками.
На самом верху подстилки лежат штук тридцать яиц, целёхоньких, даже без намёка на покушение как на съедобный продукт со стороны Жулика.
Под подстилкой находят мячи – штук семь-восемь, разных калибров и цветов, два бильярдных шара из местного клуба, которые искали всем деревенским сходом. Три круглых маленьких зеркальца, блюдечки, тарелочки и крышечки от кукольной посуды, несчётное количество целлулоидных шариков для тенниса… Крупные стеклярусные бусы.
— Вот ведь, ирод какой, бусы то, бусы то зачем? — спрашивает бабушка Зоя. Но ответчика нет, и вопрос повисает в воздухе…
— Вот это да! А мы с ног с внучками сбились искать энто добро, — удивляется дед Степан. — Главное, посмотри, Зоя, всё целёхонькое! Тут дед Степан снова сворачивает с широкой дороги литературного языка на дремучие тропинки цветистого мата, иногда вствляя в кудрявую речь и более приятные для слуха фразы:
— Ах ты, фулиган этакой, воришка, проходимец, ну жулик, чисто жулик… — Дед Степан озадаченно теребит бородку и спрашивает бабушку Зою:
— и как он спал на энтом добре, а? Ёбра поди все пообламал.
Когда поздним вечером Жулик тайком проник во двор, дед Степан курил на крылечке свою трубочку.
— Подь сюды, Шарик! — позвал он Жулика. Хотя для Жулика это прозвище было и непривычным, но он понял, что хозяин зовёт его, и пока дымилась трубочка, они мирно беседовали.
Когда в деревне прознали о подвигах Жулика, его быстро одарили графским титулом. Так из плебеев Жулик стал графом Шаро-де-Жулио. И на обе клички он радостно отзывался, потому как присвоенный титул не испортил его доброго нрава.
Автор: Эрна Неизвестная
