Когда в саду деда Матвея цветут розы, то аромат слышен даже в конце деревни.
Детьми мы любили прохаживаться мимо цветочного дома, так его называли в деревне. Потому что он выделялся среди других домов.
Ни у кого во дворе не было столько роз, сколько у деда Матвея и бабушки Адили.
А ещё, во дворе стояла такая странная штука, похожая на печь, но в земле. Бабушка Адиля называла её тандыром и пекла в ней лаваш.
Именно из-за него мы и крутились возле дома. Ждали, когда появится бабушка и, заметив нас, позовёт во двор.
— Ай, дети мои пришли. Чего же вы не заходите? Быстрей бегите сюда, сейчас лаваш будем печь, — смеялась она.
А голос у неё был такой нежный, как журчание ручейка. И руки очень ловкие. Она так быстро бросала в горячий тандыр лепешки, что мы всякий раз замирали от страха. А ну как она потеряет равновесие и упадёт вниз. Ужас, как страшно было.
Но вниз бабушка Адиля не падала, только смуглые щеки становились розовыми, а глаза весёлыми.
И мы тоже смеялись, обжигая пальцы горячей лепёшкой, перекидывая ее друг другу.
А потом она угощала нас вареньем из лепестков роз. Это было что-то умопомрачительное и волшебное.
— Кушай, кушай, оно сделает твои щёчки круглыми и румяными, как лепестки роз. А глазки яркими и красивыми, как звёзды, — говорила она, когда я закатывала глаза от удовольствия, перекатывая во рту ароматное варенье.
Никто в деревне точно не знал откуда Матвей привез свою Адилю. Ходили слухи, что он отбил её у атамана шайки, который хотел спрятать красавицу высоко в горах Азербайджана.
Кто-то говорил, что Адиля турчанка, убежавшая из дома, чтобы не выходить замуж за богатого старика.
Много небылиц рассказывали о странной девушке, которая всегда была вежливой, но диковатой. Никогда не остановится, не посудачит с бабами.
— Здравствуй, Адиля!- кричали ей деревенские кумушки, сидящие на лавочке возле чьего-нибудь дома.
— Здравствуйте!- улыбалась она и, опустив голову ускоряла шаг.
— Во, а я что говорила. Не нашенская она. Всегда, как звереныш старается скрыться в норе.
— Да, что с этих абреков взять. Привыкли жить сами себе на уме.
А когда дом Матвея и Адили летом утопал в розах, так они совсем от злой зависти теряли головы.
— Гляньте, гляньте, вот буржуи-то. Лучше бы картохи побольше насадили. От неё хоть прок какой есть.
— Ага. Ходит средь своих роз, как принцесса какая.
— Да что с них взять-то. Ничего окромя цветов и выращивать не умеют в своих аулах.
Судачили кумушки, судачили и шептались за спиной, бросая на восточную красавицу косые взгляды.
А она и внимания на них не обращала.
— Собака лает караван идёт, — любила говорить её бабушка.
А Матвей души не чаял в своей жене. Он не мог на неё наглядеться. И плевать ему было на недовольство отца, говорившего, что привел в дом чужую кровь. И на причитания матери он не обращал внимания.
— Что ж она тебе ребёночка-то никак не родит, — говорила она, скорбно поджимая губы. — Пятый год уже живёте, а она пустоцвет.
— Когда придёт срок, тогда и родит, — сердито отвечал Матвей, стараясь побыстрее уйти из отчего дома и вернуться к своей жене.
Нет, Матвею хотелось детей, очень хотелось. И только одному ему было известно, как его Адиля плачет по ночам, выйдя во двор и подняв мокрое от слёз лицо к звёздам. Она молилась своему богу, шепча понятные только ей слова.
Только он знал, как его жена смотрит на пробегающих мимо дома чужих детей и прячет лицо, по щеке которого бежит предательская слезинка.
Очень хотелось Матвею детей. Но больше всего ему хотелось, чтобы его Адиля всегда улыбалась и была счастлива.
Поэтому его дом и утопал в розах. Она любила розы и среди них забывала о боли, живущей в душе.
Так и не дал Господь им детей. Так и не смогла Адиля прижать к сердцу родное дитя. Вот поэтому и дарила всю свою нерастраченную любовь и нежность деревенским детишкам. Пекла для них замысловатые лепешки, которые называла лавашем, да варила варенье из лепестков роз, которое никто в деревне не варил, кроме нее.
— Вот ещё, выдумала, из роз варенье варить, — ворчали бабы, глядя на то, с какой любовью Адиля обрывает лепестки.
Мы любили бабушку Адилю. Светлая она была и невероятно добрая.
Умерла бабушка Адиля двенадцать лет назад. Дед Матвей тогда горевал очень. Бабушка говорила, что не подпускал к себе никого и во двор ни кому входить не позволял. Постоит у калитки, парой слов перекинется, и уходит. Бабушка говорила, что боялись как бы он умом не тронулся. Потому что каждое утро видели его среди роз. Ходил и что-то бормотал себе под нос.
Но, столько лет уже прошло, а дед Матвей так и не тронулся умом. Разве что диким стал, как его Адиля в молодости.
А розы так каждый год и цветут всё лето, распространяя аромат по всей округе.
В день рождения своей Адили дед Матвей нарезает большой букет цветов и идёт на её могилку, оставляя за собой следы из лепестков роз.
Автор: Людмила Григ
