— И зачем ты это сказал, — произнесла она, что б меня обидеть? И знаешь, у тебя это получилось. Ну что ты молчишь? Ведь ты это специально сказал, что б обидеть, да? — Она отвернулась и подошла к окну. Там, за окном плотной стеной шёл дождь. В комнате наступила гнетущая тишина, и только дождь барабанил и барабанил в стеклу.
Он молчал, просто молчал и всё, ему действительно нечего было сказать. Получается ляпнул не подумав, а она ухватилось за эти его слова, как за шанс ещё раз обидеться и ткнуть его носом в его же бестактность.
Лучше помолчи , — вертелось у него в голове, — пусть остынет, а то так и будем собачиться весь вечер. И он молчал, потому как понимал, что скажи он хоть какое-то слово в своё оправдание, она уцепится за него и начнёт раздувать, потом ссора, с очередными обвинениями, которые были озвучены уже не один раз, и закончится всё скандалом, очередным скандалом, с обещаниями и угрозами, расстаться...
— Ну и что, так и будешь молчать? Ты ведь это специально сказал, что б меня обидеть? Получается я некультурная, а ты весь из себя культурный — раскультурный? Ну и что ты тогда со мной разговариваешь, встречаешься? Иди к своим девкам, и с ними говори на культурные темы, если я такая деревня...
Он упорно продолжал молчать, и только иногда вздыхал, и проглатывал слова которые вертелись у него на языке, хотелось спросить особенно про девок, кто они, откуда она взяла это, но расставаться ему с ней совсем не хотелось, и поэтому очередной раз вздохнув и проглотив всё обидное, произнёс:
— Прости меня, я же не хотел тебя обидеть...
— Да? Не хотел, а обидел, и сделал ты это специально, что б подчеркнуть мою невоспитанность. Ведь ты же этого хотел. Да? Я не слышу, — когда она заводилась, у неё в разговоре начинали проскакивать командные нотки, видимо сказывалась профессия педагога.
— Ну, зачем ты так, — в очередной раз вздохнул он, ну зачем, я ведь совсем не хотел обидеть, и ты это знаешь. Ну что я такого сказал? ПРОЕХАЛИ. Но ведь и ты часто употребляешь это слово, когда у тебя нет желания разъяснять...
— Я таких слов не употребляю, — сказала, как отрезала. — Не употребляю, слышишь, — повторила ещё раз.
— Ну как же..., — начал было он.
— Не употребляю, и не когда не употребляла, и не выдумывай. Я педагог, или ты забыл?
— Да помню я, что ты педагог. Прости меня, — ещё раз повторил он.
— Я не слышу раскаяния в твоём голосе, а значит всё это пустое сотрясание воздуха. Ты который раз это мне говоришь, сколько можно, ты хочешь меня потерять?
— Ну, что ты, конечно нет, конечно не хочу, я очень дорожу тобой, и нашими отношениями, как я буду без тебя солнышко? Он уже понял, что ссору не погасить, и придётся терпеть и слушать.
— Ну всё, мы попали, хорошо, хоть дождь на улице, — произнёс его внутренний голос, будем слушать, ты только молчи, прошу тебя. Сейчас будет говорить про твою старость.
— Я когда-нибудь тебе говорила, что ты старый? У меня даже в мыслях не было такое сказать. А ты постоянно твердишь мне об этом. Ты это специально делаешь, да? Каждый раз ты мне этим тыкаешь...
— Нет конечно, не говорила, что я старый. Ты говорила, что ты молодая и красивая, а это равноценно, что я старый. Ведь это же одно и то же, согласись? Вот поэтому я и отвечал тебе — да, я старый...
— Нет, это не одно и то же. Да, я моложе тебя на 15 лет, да, я красивая, а почему бы мне это не подчеркнуть лишний раз, что б ты понял, кого ты потеряешь, если не будешь ценить меня и наши отношения...
Слушать совсем не хотелось, он уже знал все реплики, и даже их очерёдность. Про старость сказала, сейчас будет про лучшие годы — пронеслось в голове, и не успел он подумать, как услышал:
— А это твоё — я потратил на тебя свои лучшие годы, это что такое, у меня в голове не укладывается, что мне такое могут сказать.
— Так я пошутить только хотел тогда, разрядить обстановку удачной шуткой, ну почему ты не поняла меня, — криво усмехнулся он, ведь действительно смешно было, да?
— Кому смешно, тебе смешно? А мне ни капли не смешно, это надо же придумать, он потратил на меня свои лучшие годы, это я потратила на тебя свои лучшие годы. Я, слышишь, я, а не ты...
— Конечно ты. Ну хватит, ну прошу тебя, давай прекратим, это так утомляет, ну прости меня пожалуйста, ведь я же правда не хотел обидеть...
— Ты всегда не хочешь, а обижаешь, а если хочешь расстаться со мной, то так и скажи, лучше сразу, чем каждый раз слушать твои оскорбления...
— Ну, милая моя, ну какие оскорбления, обычное слово... Всё, всё, молчу. Ну прости меня, я не буду больше...
— Ты всегда так говоришь, а сам делаешь, ты это заметил?
— Тааак, — произнёс внутренний голос, — сейчас про хитрую будет говорить, ну что ж, будем слушать, деваться некуда, мы в первом ряду.
— И вообще, — произнесла она, расхаживая по комнате, когда ты прекратишь надо мной издеваться?
— В смысле, — не понял он, когда я над тобой издевался ?
— Странно, — шевельнулось у него в груди, — очерёдность обвинений сбилась?
— Так значит это я над тобой издеваюсь, да? Это я такая плохая, что издеваюсь над тобой, таким хорошим? Значит это я такая хитрая, и не культурная и постоянно издеваюсь над тобой? Я у тебя что-то выпрашиваю, хитрю,да?
— Нет, не хитришь, — обречённо произнёс он.
— А почему же ты тогда меня назвал хитрой?
— Всё-таки я прав был, — заулыбался внутренний голос, — вот и хитрая всплыла.
— Ну зачем ты так, я же не говорил — хитрая, я сказал — хитренькая, а это две разные вещи. Хитрая, это хитрая, — он от внутреннего возмущения встряхнул руками, — а хитренькая, это как лисичка, которая ластится к тебе, заглядывает ласково в глаза и просит, что б её приласкали, вот в чём разница...
— Да? А по мне нет ни какой разницы, да даже хитренькая, я у тебя что то выпрашиваю, хитрю?
— Да пойми ты, — начал было он, но она его перебила и стала развивать свою мысль...
— Она тебя не услышит, — зашептал внутренний голос, — лучше помолчи, ты ей это уже говорил, она будет стоять на своём, ей так удобнее, пусть выговорится, сейчас про секс будет говорить, давай послушаем...
А она говорила, говорила, говорила, и ходила по комнате, словно перед учениками, указывала пальцем и клеймила:
— Это ты, ты...
Проводила рукой по горлу:
— Надоело, слышишь, надоело...
Наклонялась к нему, и заглядывала в глаза:
— Ты меня слушаешь?
Да, он слушал, и молча кивал в такт головой, но мысли его витали далеко. Отчего-то вспомнилась последняя рыбалка, как они с соседом перевернулись на лодке, но рыбу он не выпустил, и почему то сетку с рыбой решил зажать в зубах и так приплыл к берегу, а те кто были на берегу хохотали и фотографировали их. Особенно удачная фотография его, можно сказать — хит сезона, — сказал Петрович, он вылазил из воды, весь в водорослях, и в зубах сетка с рыбой, а в руке спининг. И почему-то Серёга сослуживец, тогда крикнул — смотрите, мойдодыр на рыбалке. А почему мойдодыр, ни кто не стал выяснять, но смеялись долго...
— Так тебе смешно ? Этот вопрос вернул его назад, в комнату. Но улыбаться он продолжал, так как был ещё там, на рыбалке и веселился вместе с приятелями...
— Я что то смешное говорю, — ещё раз спросила она.
— Нет, ну что ты, я же тебе улыбался, — решил схитрить он.
— Ну, и о чём я сейчас говорила... — она сжала губы, о чём?
— Да ладно тебе, что мы в школе что ли?
— Нет, скажи, — настаивала она, — о чём я сейчас говорила?
— Что ты меня любишь, — он решил опять схитрить...
— Ууууй, ну зачем ты так, ведь она уже почти закончила , — скривился внутренний голос. Я же тебе говорил — про секс сейчас будет...
— Я так и знала, я так и знала, — взвилась она, как ты можешь, значит , я тебе совсем не интересна, тогда зачем ты со мной встречаешься, вот скажи, зачем...
Он молчал...
— А я тебе скажу зачем. Тебе нужен только секс от меня...
— Ну вот, всё по новой, — заныл внутренний голос. Ну что ж, первый ряд обязывает, жаль чипсов нету...
— Эх ты, у тебя ко мне вообще нет никакого интереса, прибежал, сделал своё дело, получил удовольствие и назад. Ты понимаешь, что это меня оскорбляет, я тебе, что, шлюха что ли?
Он молчал, слушали только вздыхал. Ну что делать, если очень хотелось обнять её, прижать к себе и целовать, целовать... А она говорила, клеймила, убеждала, выдумывала на ходу что то новое и это новое, бросала ему в лицо в качестве очередного обвинения...
— Что, я не права, да?
— Права, — произнёс он и сглотнул слюну. Так хотелось её поцеловать в этот момент.
— Уууууй, ты опять, — заныло внутри...
— Ага, я так и знала, что тебе нужен только секс, а моя душа, ты думал об этом, ты думал о моих чувствах? Ты только о себе и думаешь... — Он смотрел на неё и продолжал улыбаться.
— Думал, — и улыбался.
— Я знаю, чем ты думал, — она раскраснелась от негодования. Я знаю, о чём... Ты только об этом и думаешь...
— Нет, — продолжал он улыбаться.
— Что нет?
— Нет, не только об этом, но и об этом тоже, — спокойно сказал он, поднимаясь с кресла.
— Я думаю, какая ты красивая, — он подошёл к ней.
— А ещё я думаю, какая ты ласковая и нежная, — она пыталась вырываться из его рук, но куда ей против него...
— А ещё я думаю, как хочу тебя поцеловать, — она обмякла в его руках...
— А ещё я действительно хочу любить тебя. И не заниматься сексом, забудь ты это слово, поняла?
— Угу, — только и успела произнести она, а его губы уже опять целовали её.
— Только любить, ведь это так красиво. Да?
— Угу, — произнесла она и опять его губы...
— Ведь и ты хочешь любить меня?
— Угу, — и опять его губы не дали ей договорить...
— А тогда зачем эта ссора? Улыбнулся он, заглядывая в её глаза...
— Но ведь ты, — начала было она, и опять его губы нахлынули и утянули её туда, в пучину нежного удовольствия, которое у нас так ласково называется любовью...
— Так кто тут у нас что то говорил про секс? Уже бодро произнёс он,с улыбкой глядя на неё.
— Проехали, — улыбнулась она ему в ответ, и ласково прижалась к его груди...
Автор: Николай Голодяев
