— Ты спишь что ли? А?
— Никак нет, товарищ сержант! Задумался я чего-то, — ответил невысокий паренек и поправил ремень.
— Не ори, дурень! Сейчас немцы услышат и как отстрелят тебе макушку... Будешь знать!
Молодой солдат опасливо покосился на бруствер окопа и поплотнее прижал каску к голове.
— Да не боись! Тебе еще долго жить, — усмехнулся сержант, — и мне тоже. У нас работы еще много, нельзя нам сейчас помирать. Никак нельзя... Особенно тебе.
— Почему мне, товарищ сержант? — удивленно-испуганным взглядом уставился на него солдат.
— Потому что, ежели немцы унюхают, что помер рядовой Максименко, то они сразу решат, что наша армия больше сопротивляться не может и мигом перейдет в наступление по всем фронтам. А нам этого никак нельзя допустить, понимаешь? — серьезным голосом сказал сержант и опустил руку на плечо солдата. Молодой боец, не совсем понимая, как ему реагировать на слова своего командира, молча стоял и хлопал глазами.
— Вот представь такую ситуацию, — продолжил сержант, облокотившись на край окопа, — сидит, значит, Гитлер в своей берлоге. Тут к нему заходит его помощник и говорит: «Срочное донесение с фронта — Максименко убит!». Гитлер от такой новости аж подскочит. Уверен, что подскочит. Да как заорет: « Ура! Теперь моим солдатам можно окопы не рыть! С танков можно не стрелять! Патроны не нужны теперь! Можно смело идти на Москву! Потому что Максименко для меня был как кость в горле! Если б не этот чудо-солдат, я б уже давно войну выиграл!». Так что, Максименко, на тебе лежит огромная ответственность! Не дай Бог, что-то с тобой случится. Смотри мне!
— Это вы так хохмите, товарищ сержант?
— Да как я могу? — ответил он, еле сдерживая смех.
— Ну и шуточки у вас, если честно, — обиженно заметил солдат и, подобрав с края траншеи маленький камушек, принялся подкидывать его в руке.
— Да ладно тебе, — еще раз похлопал его по плечу сержант, — ты еще обидься.
— Ничего я не обиделся, — как-то по-детски ответил боец и бросил камушек через плечо.
— Так о чем ты там задумался, Максименко? А то я своими росказнями совсем тебе, наверное, голову задурил.
— Да там... — немного замешкался солдат.
— Ну, чего? Девку свою вспомнил что ли?
— Да не. Такое дело... Сон мне вчера приснился.
— Что за сон? — сержант аккуратно выглянул за бруствер и прислушался, — вроде тихо, показалось. Так что за сон?
— Страшный такой... Я ж сам из Киева, у меня там все родичи. Мамка, папка, дед, бабка...
— Внучка, жучка, — продолжил сержант, — давай уже, рассказывай. Ближе к делу, у меня обход еще не закончен.
— Ну так вот. Вроде как война уже закончилась и мы победили.
— Это хороший сон, — улыбнулся сержант.
— Да это не все еще. Значит, война закончилась и стою я прям в центре города. В форме вот этой, с медалями, орденами...
— Ну, так... кто бы сомневался! Звание хоть запомнил свое? Никак не ниже генерала, небось? Ладно, ладно, рассказывай, — заметив взгляд солдата, поправился сержант.
— И вот стою я, значит, а вокруг меня какие-то парни молодые, девушки... И все, как один, пальцами в меня тычут и смеются. Да не просто смеются, а прям гогочут. И кричат мне в лицо: «Деды воевали! Ха-ха! Деды воевали!». И слюна прям у каждого брызжет, пена у рта, а глаза... Знаете, товарищ сержант, пустые глаза. Вот как будто неживые они совсем.
— А дальше что?
— А я стою, оглядываю себя, думаю — может, что не так с формой у меня? Может испачкался где? Чего они гогочут то?.. Нет, вроде нормально все, как надо. А они со всех сторон обступили, руки тянут ко мне свои, за медали хватают, сорвать пытаются... Я кое-как вырвался и деру оттуда. Они за мной. А, самое интересное, люди ходят вокруг, видят все это непотребство и никто не помогает. Я им: «Товарищи! Да что ж такое творится то?».
— А они что?
— Кто улыбается тоже, кто виновато так глаза отводит в сторону, кто вообще мимо проходит, даже не смотрит, — ответил солдат, — и бежал я, бежал, они меня уже догнали почти и я проснулся. Вот такой вот сон. Уже второй день его вспоминаю, все никак из головы не выходит.
— Максименко, вот я стоял тут пять минут, думал — может, и в правду, дельное что расскажешь, а ты мне какую-то чепуху в уши заливаешь. Ну, мало ли какая чушь присниться может...
Что ж теперь, думать об этом? — проворчал сержант.
— Да понятно, что чушь, просто покоя мне эти слова не дают.
— Какие слова?
— Ну, эти — «Деды воевали». Чего они смеялись то? Что смешного?
— Смешно дураку, что уши на боку. Всё, Максименко, хватит мне зубы своими бреднями заговаривать. Я дальше пошел. Смотри тут, не усни ненароком. А то приснится какой кошмар, еще стрелять начнешь с перепугу почем зря.
— Есть, товарищ сержант, — бодро ответил солдат.
— Да не ори ты, говорю ж... — с этими словами сержант махнул рукой и двинулся дальше по траншее.
Закончив обход, он, завернув в одно из ответвлений траншеи, присел на землю и, прислонившись спиной к стенке, принялся крутить самокрутку.
— Тоже мне — кошмар ему приснился! Подумаешь, — сказал он сам себе, — деды воевали... Что тут такого? Вот мне на днях сон причудился, что внуки воевали, да еще и друг с другом. Я аж в холодном поту подскочил. Вот это кошмар, так кошмар... Господи, не дай Бог, не дай Бог...
P.S.
Прошлое хочет забыть только тот, у кого оно было темным.
Не празднует победу в войне только тот, кто эту войну проиграл.
Автор: ЧеширКо
