— Третьякова! – голос гремел на весь коридор, — Третьякова! Где Третьякова?
Линка услышала крики и сжалась в комок: опять ее сейчас будут ругать! За последние три недели она уже привыкла, что ее ругают все вокруг, от строгой воспитательницы Надежды Леонидовны до девочек в общей спальне.
— А, вот ты где! – под кровать, куда забилась испуганная девочка, заглянула единственная женщина, проявлявшая хоть какое-то участие к несчастной сироте, нянька Яковлева, — Давай, выбирайся, за тобой приехали!
Приехали? За ней? Линка от ужаса сжалась, неужели бабушка? Нет, ни за что! Лучше уж здесь, в детском доме, чем туда, в тот страшный дом!
— Вылезай скорей! Дядя твой за тобой приехал! – нянька начала тянуть Линку за руку. – Скорей, у вас самолет вечером!
— Дядя?! – девочка пришла в недоумение, у нее никогда не было никакого дяди!
Она прекрасно знала, что ее отец был сиротой, а мама – единственным ребенком в семье! Откуда же взялся дядя? Но слово «самолет» заставило ее выбраться из своего убежища, ведь если она куда-то летит, значит, точно не к бабушке! А тогда уже не так страшно.
Девочку привели в кабинет заведующей. Там уже находился невысокий коренастый мужчина, чем-то отдаленно напоминавший ее отца. На глаза стали наползать непрошенные слезы, а когда мужчина подошел к ней и тихо сказал «Айтушка», то девочка просто зарыдала навзрыд. Мужчина растерянно взглянул на заведующую, которая пожала плечами, и неловко погладил девочку по голове:
— Айтушка, ну что ты, ну не плачь! Не бойся, меня дядя Саша зовут, я дядька твой! За тобой приехал, поедешь?
Девочка продолжала плакать, но поспешно кивала головой, да, поеду.
Заведующая неожиданно добрым голосом спросила:
— Третьякова, ты точно хочешь поехать с дядей? Или, может, хочешь остаться у нас?
— Нет, я поеду, поеду! Я просто по папе соскучилась! А дядя Саша на него похож!
Отчасти Линка лукавила: плакала она вовсе не от этого. Просто впервые за эти два с лишним страшных месяца услышала свое имя, именно то, которым ее называли и мама, и папа, и младшие братишки. Айтушка! Она уже и забывать стала, что она никакая не Линка! Для русского человека ее якутское имя Айталина звучало непривычно, вот и сократили до более понятного «Лина»! Воспоминания захлестнули девочку, вот отец улыбается и говорит:
— Имя у тебя означает «чистая сияющая красота»! И жизнь у тебя тоже будет такой, чистой, сияющей и красивой!
Когда-то давно (кажется, сто тысяч лет прошло!), а именно три месяца назад, они всей дружной семьей садились на самолет. Дети были в радостном предвкушении, они впервые полетят на самолете! Впервые увидят свою далекую бабушку Соню, о которой им так часто рассказывала мама! Они и не замечали, как нервничают родители, особенно мама. А нервничать было из-за чего.
Восемь лет Вера не была дома, целых восемь лет! С тех самых пор, когда мама, ее любящая и, как ей казалось, понимающая мама с красным, перекошенным от злости лицом кричала ей:
— Вон отсюда! Убирайся! И нехристь свою увози! Нет у меня дочери, сдохла!
И вся вина Веры была в том, что, приехав после окончания медучилища по распределению в далекую морозную Якутию, она встретила там свою судьбу.
Это был местный парень, сирота, воспитанный у дальних родственников.
К моменту их встречи Костя работал в совхозе трактористом, был на отличном счету, зарабатывал хорошо, совхоз ему дал новенькую квартиру в благоустроенном доме. Они с Верой встречались почти год, на его предложение она ответила радостным «да» и, недолго думая, они полетели в отпуск в родной для Веры Смоленск – знакомиться с ее матерью. А та как увидела его азиатскую наружность, так чуть не поперхнулась от злости. Не стесняясь жениха дочери, она кричала на весь околоток, проклинала и свою дочь, и ее выбор.
В тот же день они, с трудом поменяв билеты, улетели домой. И восемь лет совсем не общались. За это время Вера с Костей поженились, у них родилось трое детей – старшая Айталинка и мальчишки-близнецы Андрюша и Кеша. Жили хорошо, дружно, счастливо. Но через восемь лет Вера получила письмо от двоюродной тетки, что мать плохо себя чувствует и надо бы ее навестить. Посоветовались и решили, что надо лететь, думали, может, увидит внуков и растает, тем более, что детки получились такие красивые и умные! И прилетели, на свою беду.
«Бабушка Соня», которую дети заочно любили и так мечтали увидеть, не пустила их даже на порог. Вместо доброй бабушки дети увидели бабу Ягу, изо рта которой вылетали ругательства и проклятия. Мама плакала, а отец краснел, бледнел и только сжимал в бессилии кулаки. На улицу высыпали соседи, и только под их внимательными взглядами, бабушка нехотя указала им на баню:
— Там ночуйте, а завтра убирайтесь!
Ночью баня загорелась. Костя пытался открыть двери, но у него не получилось. То ли дверь переклинило от огня, то ли… кто-то подпер их снаружи… Он разбил узкое окошко, выпихнул в него дочку, затем – одного из сыновей.
А потом горящая баня рухнула, похоронив под своими бревнами и родителей Айты, и ее второго брата. Соседи пытались потушить пожар, Айта же держала на руках младшего брата, который практически не двигался. Прибежала тетка, та самая, которая вызвала Веру и Костю, стала делать мальчику искусственное дыхание.
Почувствовав на себе чей-то взгляд, Айта повернула голову и увидела бабушку Соню, которая стояла у окна. Из дома она даже не вышла. А когда соседи стали стучать, чтобы та открыла, то крикнула, что это чужие дети и она их не знает.
Приехала «скорая», детей увезли в больницу. Промучавшись несколько дней, братик умер. Почему-то Айту больше всего мучало даже не это, а то, что она не знала, кто из это братьев был, близнецы были очень похожи. Потом, много позже, психолог сказал, что ее подсознание просто зацепилось за эту мысль и заставило не думать о трагедии. А тогда девочка была как во сне и постоянно повторяла:
— Я его не узнала! Андрюша или Кеша? Кеша или Андрюша? Как я могла его не узнать?
Айта пробыла в больнице полтора месяца, потом ее перевезли в детский дом, где она и прожила три недели, пока за ней не приехал неведомый ей ранее дядя Саша…
Сашка своих родителей не помнил. По рассказам, отец был «охотником за удачей», искал в тундре мамонтовую кость, в сезон мыл золото, прибиваясь к старательским артелям. Так и сгинул в одной из своих экспедиций, лежит где-то без могилы и доброго посмертного слова.
Мать умерла от болезни, съевшей ее изнутри за какие-то два месяца. Маленького Сашку забрали дальние родственники.
У якутов так было принято, в детские дома детей не отдавали, их разбирали по разным семьям. Когда Сашке было уже 14 лет, в семью привезли маленького годовалого мальчика, тоже оставшегося сиротой – Костика.
На удивление, будучи только дальними родственниками, внешне они были похожи как родные братья! Большая разница в возрасте была причиной того, что мальчики не были особо близки. Этому способствовало и то, что уже через год после появления Костика в семье, в 15 лет, Сашка поступил в речное училище и переехал жить в общежитие. Домой приходил редко, у них был полувоенный режим, увольнительные на первых курсах практически не выдавались.
Все лето они ходили в навигацию по Лене, пройдя несколько раз от самых истоков реки в Иркутской области до самого моря Лаптевых.
После учебы Сашку сразу же призвали в армию, а так как он закончил «речнуху», то прямая дорога ему была на Тихоокеанский флот. Служили там не два года, как в обычных войсках, а три. Отслужив, получил он направление в Тиксинский морской порт, стал ходить на буксирном судне. Как рос его названный брат, Костя узнавал только из писем, получаемых от приемных родителей. Появилась у него девушка, пожениться собирались.
Но в тот год, под самый конец навигации они попали в страшный шторм. Их судно мотало так, что казалось, вот-вот расколется пополам. Несколько человек смыло в море, в их числе оказался и Сашка. Но спасли только двоих – его и моториста Генку, остальные упавшие за борт 9 человек были признаны без вести пропавшими.
Пребывание в ледяной воде не прошло даром. Никто не рассказывал подробности о поставленном диагнозе, но свадьба так и не состоялась, Сашку списали на берег, дали пенсию по инвалидности.
После этого он запил. Пил он страшно, практически потерял человеческий образ. Шатался с компанией таких же опустившихся бедолаг, дома не появлялся, приемные родители отыскивали его на теплотрассах, приводили домой, выхаживали, а он, отоспавшись и отъевшись, вновь срывался.
Пришел в себя он только через три года, когда приемного отца, а затем и мать разбил инсульт. Надо отдать должное, пить он перестал совсем, ухаживал за родителями. Отец даже встал на ноги, стал самостоятельно ходить и говорить. Мать, к сожалению, так и осталась парализованной, Сашка ее мыл, кормил, причесывал, носил на руках. Денег не хватало, на три пенсии прожить было трудно, если учесть, что продукты он старался покупать на рынке, чтобы побаловать родителей деревенским творогом, хорошим мясом и свежими овощами, которые в Якутии были практически на вес золота. Поэтому Сашка прошел обучение и стал работать в «Якутобуви», шить унты.
Очень скоро он стал настоящим мастером, обзавелся хорошими связями, ведь унты в тех местах были жизненно необходимой обувью, в -50 в сапожках и ботинках не побегаешь! Так как он ухаживал за инвалидами, ему разрешили оформить патент, шил он на дому. Определенную норму сдавал на предприятие, но основным доходом стал частный пошив. Со временем он стал работать с любым мехом, а не только оленьими лапками, шил и шапки, и шубы. Зарабатывать стал столько, что мог и родителей содержать, обеспечивая им все самое лучшее, и накопить вполне приличную сумму.
Костя жил со своей семьей в другом городе, приезжал редко. Он всегда винил в болезни приемных родителей именно старшего брата, поэтому свел свое общение с ним к минимуму, звонил только чтобы узнать, не нужна ли помощь родителям. Родители ушли тихо, один за другим, перед смертью взяв с Сашки и Кости обещание простить друг друга. Братья перед лицом смерти примирились и пообещали, что будут общаться. Костя даже пообещал заехать к брату всей семьей по возвращению из отпуска и познакомить того с племянниками. Но из отпуска они так и не вернулись…
Весть о страшной смерти брата, его жены и сыновей дошла до Якутска только через несколько недель, когда в городе появились работники смоленской милиции, расследовавшие обстоятельства гибели семьи. Тогда же он узнал о том, что племянница Айта жива и находится в детском доме.
Сашка пошел в местный собес, где ему сказали, что шансов удочерить девочку или взять ее под опеку у него минимальны, так как у него нет семьи. Это сейчас одинокие люди могут взять ребенка, а в конце 70-х годов ХХ века это было практически невозможно. Но у Сашки были клиенты, которые могли решить почти любой вопрос, и у него были деньги. В конце концов, ему была названа конкретная сумма, которая, к счастью, оказалась ему по силам. И еще ему посоветовали взять с собой в Смоленск ондатровые шапки. Это был хороший совет, потому что эти шапки открыли ему «зеленую улицу». Заведующая детским домом получила комплект из голубого песца – шапку и воротник.
Айталинка впервые оказалась в Якутске. До этого они с родителями жили в другом городе, поэтому ей все было внове.
Привыкла она быстро, казалось, что дядю Сашу знала всю свою жизнь. Конечно, возникали какие-то проблемы и неловкие ситуации, но в целом она жила как принцесса.
Первым делом дядя одел ее с ног до головы, сшил шикарную меховую шубку, не говоря уж об унтах, шапке и меховых варежках. Покупал девочке всё, что только ей хотелось, самый первый кассетный магнитофон в классе был у нее, и первые джинсы, купленные за какие-то дикие деньги. Каждое лето Айтушка ездила на море, в Сочи, Анапу, Ялту и даже в Юрмалу. При этом девочка не росла белоручкой, умела абсолютно всё, и готовить, и шить, и вязать, не говоря уже о всяких хозяйственных делах.
Когда девочке исполнилось 17 лет, дяде Саше поставили диагноз – цирроз печени, аукнулся его алкогольный период. Он запаниковал, главной задачей для него стало пристроить свою девочку, как он говорил, «выдать замуж в хорошую семью». Поэтому, когда за ней стал ухаживать со всех сторон положительный Василий, который только вернулся из армии, стал не только не чинить препятствия, наоборот, всячески способствовал их сближению. А убедившись в серьезных намерениях парня, попросил того познакомить с его родителями.
Тетя Валя – человек широчайшей души, она дала слово, что не бросит Айту, будет ей во всем помогать. Как только девушке исполнилось 18, сыграли свадьбу. А еще через три месяца дядя Саша умер в полной уверенности, что его девочка теперь в надежных руках.
Но история на этом не закончилась.
Зимой, когда мы с мужем ездили на 80-летний юбилей тети Вали, встречались со всеми ее сыновьями, с которыми дружим черт знает сколько лет. Ну и Айта, которая живет с Василием душа в душу почти 30 лет, поделилась наболевшим… Буквально за несколько дней до этого она получила письмо из Смоленска. Женщина, которая номинально приходится ей бабушкой, жива, ей уже за 90 (точный возраст не знаю). В письме сказано, что ей нужна помощь, и не хочет ли «родная внучка» позаботиться о «подло брошенной родной бабушке»? Айта плакала, она не знала, как ей поступить:
— Понимаете, я ведь всё до сих пор помню! И как папа потерял столько времени пытаясь выбить эту заклинившую дверь. Может, я придумала, а потом сама поверила, но… Мне кажется, что я видела, что дверь была подперта снаружи… Шансы выжить были минимальны. А еще… я ведь так и не знаю, кого из братьев я тогда держала на руках… Меня это до сих пор мучает. Ведь умом понимаю, что разницы нет, оба погибли, но сердце не принимает, что я не смогла узнать любимого братика… И этот ее взгляд из окна, и крик «Это чужие дети, я их не знаю»… Как такое простить? А с другой стороны, мама ее все-таки любила и жалела, и нам всегда говорила, какая у нее хорошая мама… Не знаю…
Автор: Хихидна
