Раньше я никогда не думал, что кому-то могу перейти дорогу так, что другой будет жить только желанием отправить меня на тот свет...
Генка Хворостов в школе был парень — оторви голова. Мать, бывало, по три раза в неделю вызывали в школу. То стену в коридоре углём изрисует, то кого-нибудь в туалете закроет — проказничал, но ни зло, ни пакостно.
Однако, плохое дело — оно любое плохое, вот и приходилось матери ходить выслушивать директора школы. Мать вздыхала, глядя в серые Генкины глаза, когда возвращалась из храма знаний. Сын виновато отпускал голову, молчал или нудил «Исправлю». Отцу мать не жаловалась, боялась, что накажет сильно, жалела. Генка это понимал, но сделать с собой ничего не мог.
В конце 9 класса у Генки пропал отец. Ушёл с мужиками в тайгу за шишкой и не вернулся. Нашли его через год, нашли попавшего в капкан, расставленный на медведя или волка.
С того времени Генку как будто подменили. Он резко вырос и внешне и внутренне. Часть мужских забот по дому сразу взял на себя и хотел перейти учится в вечернюю школу, но как-то вечером к ним домой зашёл лесник Григорьев Михаил Васильевич.
— Вечер добрый, добрый, — сказал лесник, снимая кепку у порога.
— Здравствуй, Михаил Васильевич, прошу к столу. Мы с Геной сели пить, угощайся.
— От чая не откажусь, не откажусь, — лесник прошёл и сел у окна.
Михаил Васильевич всегда последнее слово повторял второй раз. После контузии на фронте и появилась эта привычка, как эхо, или напоминание, но никто на неё не обращал внимания. Лесник был человек хороший, уважаемый в деревне.
Он достал из поясной сумки горсть свежих ягод и положил на блюдце. Блюдце пододвинул к парню и, чуть прищурив один глаз, спросил:
— Что Геннадий, стало быть, ты из школы документы забрал, работать пойдёшь, учиться не хочешь, не хочешь?
— Как не хочу? На вечернее подал документы с сентября и начну.
— А ежели я тебя в помощники к себе возьму? Но с условием, что будешь учиться в городе по профессии в лесохозяйственном техникуме.
Генка немного опешил и посмотрел на мать. Та, расставляя на столе чашки и угощение, заметно нервничала. Генка пока не знал какую профессию выбрать, но такое предложение поставило его в тупик.
— Мне подумать надо, посоветоваться. Узнать условия. Я мать не брошу, я единственный помощник, — собирал слова Гена.
— Конечно, конечно, — Михаил Васильевич пододвинул к себе чашку с чаем и, громко отпив, добавил, — только доплату своему помощнику я уже оформил, за два месяца до учёбы как раз на новую куртку и сапоги заработаешь, заработаешь.
У Генки загорелись глаза. Лишние деньги не помешали бы. Генка уже в мечтах представил себя в кожанке и новых высоких сапогах.
— Ну, думай, думай, — отхлебнув чай, сказал лесник, — до понедельника жду, жду.
Михаил Васильевич встал из-за стола, взял кепку и, попрощавшись, пошёл домой.
— Два месяца всего, не понравится, другой техникум выберу, но знать буду, что не по мне работа, — рассуждал вслух Генка.
Мать тихо сидела напротив, размешивая ложкой чай. Сын становился взрослым и сам принимал решения. Это радовало и огорчало одновременно. Уедет учиться и останется она дома одна, ... одна.
***
Тайга встретила старика с юношей прохладой. Втянула в себя и окутала терпким запахом смолы. Гена шёл следом за лесником и старался не отстать. Сухие веточки и иголки скрипели под сапогом и хрустели.
Михаил Васильевич негромко, почти шёпотом, стал указывать как понять, где лучше пройти и на что обращать внимание.
— Сегодня просто походим, поучу тебя ходить по лесу, лесу.
Взобравшись на старый отвал, Генка окинул взглядом всё вокруг. Такие странные, ранее не известные ему ощущения напомнили его, что хотелось кричать. Но он сдержался и просто выпустил воздух из лёгких.
— А что ты? Меня постеснялся, постеснялся? — спросил лесник. — Тут место такое, с себя всё сбрасываешь, и потом как заново родился, родился.
Генка с удивлением посмотрел на старика. Да, именно это, он и ощутил, лёгкость и отрешённость от всего.
С лесником было интересно, а работа нравилась. Месяц пролетел так быстро, что когда Михаил Васильевич сообщил Гене, что надо зайти в кассу Лесхоза за зарплатой, парень слегка опешил.
Первые собственно заработанные деньги лежали в Генкиных руках. Он посмотрел на них. Потом свернул и спрятал во внутренний карман куртки.
— Хворостов, первую зарплату спустить надо, — сплюнул хамоватый Игнатьев, подпиравший забор проходной, заметив выходившего из кассы Гену. Игнатьев нигде не работал, но всегда ошивался у проходной в надежде составить компанию и просадить чьи-нибудь деньги.
Гена сделал вид, что не услышал, и твёрдо пошёл домой. В дверях он достал деньги и протянул матери, точно также как это делал отец, даже фразу ту же добавил.
— Держи, мать, зарплату!
Мама улыбнулась, подошла к сыну и погладила по голове.
— Спасибо, где лежит, знаешь, если понадобится.
Генка гордо кивнул головой и стал разуваться.
На следующий день Гена пришёл к домику лесника в назначенное время. Домик был закрыт, в замке торчала записка: «Вызвали к участковому, продолжай помечать сухостой».
Генка умылся, зачерпнув воды в бочке у дома. В сарае стояли его рабочие сапоги, он обул их и пошёл знакомой тропинкой. На пригорке вдохнул горячего летнего воздуха и ускорил шаг. В лесу было заметно прохладнее, кроны деревьев хватали солнечные лучи прямо там, в самом верху, и земле доставалось заметно меньше тепла.
Исследовав обозначенный лесником квадрат, Генка отправился домой. У изгиба реки он спустился к берегу и, зачерпнув полные ладони тёплой воды, умыл лицо. Чуть левее в кустах осоки лежало выброшенное рекой тельце волчонка.
Генка вспомнил, как отец сказал, попросив его закопать двух щенков, которые родились не живыми у их собаки Моськи:
— Не важно, что животное, нужно похоронить достойно.
Генка взял кусок полотенца, которым вытирал руки, обернул волчонка и понёс наверх, к отвалу. Выбрав место, он закопал его и пошёл в дом лесника.
Через неделю, проходя мимо того места Генка увидел, что ямка раскопана и волчонка c тряпкой в ней не было.
— Что там, там? — спросил Михаил Васильевич.
Волчонка вынесло рекой, я его здесь закопал, а кто-то вырыл.
— Зря, Гена, никогда не трогай падаль, нельзя, это тайга и здесь свои правила, правила.
Генка загрустил, он вспомнил школу и то, что необдуманные поступки он так и не перестал делать.
В конце следующей недели Генка обратил внимание, что кто-то преследует их с лесником от самого отвала.
— Михаил Васильевич, мне кажется, что кто-то за нами наблюдает, — сказал Гена.
— Заметил? Неделю за нами ходит уже, видимо тебя стережёт, стережёт.
— Кто стережёт, — Генка остановился и стал оглядываться.
— Волчица, на волчонке твой запах остался, вот она и ходит за нами, за нами.
— Зачем, не я же её волчонка утопил, я не виноват.
— А она знает, что не ты? Она хоть и волчья, но мать, понимаешь, понимаешь?
Генке вдруг стало страшно. Весь вечер он о чём-то думал. Мать обратила внимание, поинтересовалась, но Генка не стал ничего рассказывать.
Ночью Генка проснулся от непонятного шума в курятнике. Там явно что-то происходило, куры всполошились и заметались. Потом всё стихло. А утром крик матери разбудил Генку. Он выскочил во двор и замер. По всему двору лежали дохлые куры. Мать причитала и ругалась одновременно.
«Волчица!»- подумал Гена, быстро оделся и побежал к леснику.
Михаил Васильевич внимательно выслушав Гену, сдвинул брови и достал из шкафа ружьё.
— Она не отступит, не отступит, — сказал он. — Будь осторожен, теперь с ружьём в лес ходить будем, будем.
Последнее слово застряло в голове Гены. Он всё время думал об этой волчице. Лесник осмотрел двор и всё вокруг. Показал место, где волчица сторожит Генку.
— Не тронула ни одной курицы, хотя голодна, не охотилась неделю, сторожила, сторожила.
Под утро ему не спалось. Снились кошмары. На Генку набрасывались огромные волки и кидали в середину глубокой реки. Генка грёб что было сил, но берег не приближался.
Гена накинул куртку и вышел на крыльцо. В рассветном тумане влажный воздух был наполнен запахом трав и закатившегося солнца. Гена спустился на одну ступеньку, потом на вторую, как вдруг слева метнулась она, волчица, Генка инстинктивно выставил руку вперёд, волчица схватила его за руку, он закричал: «Мама». Мать выскочила на крыльцо и, схватив лопату у двери, хотела ударить волчицу, но промахнулась, вскрикнув:
— Пусти сына!
Та, увидев застывшие глаза матери, полные решимости и готовности защищать своё дитя до конца, разжала мёртвую хватку и потрусила в лес.
— Испугался? — мать прижала голову сына к себе и села с ним на крыльцо, — дожили, волки кидаться стали.
Генка снял куртку и посмотрел на руку. Следы от укуса были чётко видны.
-Я к Тамаре Фёдоровне схожу в медпункт, теперь уколы ставить.
Генка сделал все дела по хозяйству, позавтракал и отправился в медпункт. Волчица не выходила из головы. Вернувшись, Генка взял вилы и пошёл на то место, что указал лесник. Крался тихо, но зверя нигде не было видно.
В обед Генка всё же решил сходить к Михаилу Васильевичу.
Лесник выслушал Гену и сказал:
— Она ушла к стае. Там, за рекой, где начинается кедр, я видел с десяток волков. Она точно с ними. Если бы хотела расправиться с тобой, осталась бы. Я не знаю почему, почему.
Всю дорогу домой Генка размышлял. В его сознании формировалось новое мировоззрение, осознание чего-то другого, которое зреет, наполняется и скоро станет частью его.
Этот случай с волчицей оставил след в жизни Гены, показав ребёнку, что значит мать, кем бы она не была. Что может мать и каково её место в мире, в доме и сердце...
