Двадцать первого июня 1941 года моей маме исполнилось ровно шестнадцать с половиной лет.
А на следующий день началась война. Мама «добавила» себе два года и записалась в добровольцы. Тогда это было просто: сказала – поверили. Потому что верить хотелось. В её личном деле офицера записано, что призвана была в июне 1941 года.
Да... Мама защищала свою Одессу, Севастополь, отступала до Малгобека, а потом через Малую Землю и родную Украину дошла до Чехословакии. Последний освобождённый город – Моравска Острава. И всё это в составе триста двадцатого полка 176 СД, которая позже была преобразована в 129 ГКСД – гвардейскую Краснознамённую стрелковую дивизию, входившую в восемнадцатую армию. Как всем известно, начальником политотдела этой армии был Л. И. Брежнев.
За четыре года мама получила три лёгких и два тяжёлых ранения. Была и контузия. В общем, при демобилизации двадцатилетняя девчонка была признана инвалидом Великой Отечественной войны: облитерирующий эндартериит – результат ранения в ногу – неизлечим. Впрочем, от этого почётного статуса мама отказалась до шестидесятых годов...
Орден Отечественной войны II степени, орден Красной Звезды... Это – её боевые награды. О медалях не говорю. Кстати, и о наградах – только мама приладила орден Красной Звезды к гимнастёрке, а тут шальной осколок. Орден спас от очередного ранения, но один луч звезды лишился красной эмали. Так и хранится у меня…
Мама встретила Победу в звании старшего военфельдшера. То есть, старшего лейтенанта. Должность – командир медсанвзвода. А это значит, что место действия – самая, что ни на есть передовая... Потому и ранена была не единожды.
Вот вы читаете и видите в моей маме героиню. И в самом деле ей при росте полтора метра с шапкой приходилось вытаскивать с поля боя раненых, которые были гораздо тяжелее её.
Как она это делала? Не представляю...
Впрочем, в судьбе моей мамы можно заметить и перст Божий. Вряд ли бы она выжила в оккупации: в Одессе – потомков Авраама и румыны не очень жаловали…
Мелочь… И всё же… Однажды получилось так, что мы с мамой оказались перед зеркалом. Мне уже было лет не менее шестнадцати... И я с удивлением заметил.
– Мама, а чего это ты так криво улыбаешься?
– Как – криво?
Я смотрю на маму – всё нормально. Смотрю в зеркале – та же улыбка, но…
И тогда я понял – это результат ранения. Да, челюстнолицевую операцию когда-то сделали. Что смогли – восстановили, но, как оказалось, не всё…
Мамы нет уже 20 лет. Почему я вспомнил о ней именно сегодня? Сегодня ей исполнилось бы 96 лет.
На фото Вайсблат Ирина Михайловна.
Автор: Николай Панин
