Мое имя мне всегда нравилось. Потому что в той казахстанско-русской деревне, где рос, я один носил его. Полно было Николаев, Михаилов, Петров и других пацанов, а Марат – один! И когда кто-нибудь спрашивал, почему меня так назвали, я гордо отвечал, что в честь французского революционера Жана Поля Марата. И совершенно не связывал это имя со своим татарским происхождением.
Лишь много позже я выяснил, что вообще-то мои родители назвали меня арабским именем Мурат — среди тюркских народов большинство имен людей имеют арабское происхождение, как, впрочем, среди славянских – греческое. Дома-то мать с отцом и называли меня, как положено, Муратом. Но улица быстро переиначила мое имя в Марата – мы же были советские, и воспитывались на героическом прошлом как своей страны, так и других, переживших революции.
Я нисколько не сомневаюсь в том, что белорусский мальчик, юный партизан Марат Казей был назван, как и я, в честь французского революционера, и оправдал свое имя, совершив бессмертный подвиг. Я подвигов никаких не совершал. Просто жил, рос, учился, служил в армии, работал как многие нормальные люди.
Правда, когда впервые увидел свою подпись в газете, очень загордился. Ну а сейчас отношусь к этому спокойно. Потому что я не один такой. И даже полные мои тезки – Мараты Валеевы, — не единичны среди пишущей братии. Но имя свое продолжаю любить, особенно после того, когда, наконец, узнал его значение. Марат (Мурат, Мурад) по-арабски означает «желание», «желанный». И особенно люблю слышать, как меня зовет жена: Желанный, пойдем ужинать; Желанный, идем же, наконец, спать…
Но однажды я чуть было не разочаровался в своем имени. В Туре у нас одно время жили сразу три кошки: два кота и их мама, сиамочка Мотя. И вот эта Мотя исправно, раз-два в год, таскала нам котят. Не меньше пяти-шести штук за окот. Представляете, как мы замучались пристраивать их среди добрых людей?
И вот взяли и подарили Мотю одинокой, развеселой женщине по прозвищу Ламбада, живущей в соседнем деревянном двухэтажном доме, как раз напротив точно такого же нашего. Ламбада давно хотела заполучить сиамскую кошку, и это желание усилилось вдвойне из-за засилья в ее квартире мышей (у нас-то ими и не пахло как раз из-за засилья кошек). Мотя же была замечательной охотницей, азартно давила даже наглых крыс.
Так она перекочевала в дом по соседству. И продолжила там свою кошачью подвижническую деятельность: таскать котят и давить мышей. Ламбада как-то подозрительно быстро избавлялась от них (котят). Но одного котика, мастью в мамашку его, оставила. И в благодарность за то, что мы ей подарили такую знатную мышеловку, назвала котика… Маратом. А он, зараза, оказался, страшным непоседой и постоянно сбегал на улицу. И тогда Ламбада своим прокуренным, сиплым голосом орала на весь двор:
— Мара-а-т! Маратик, скотина, ты где? Кис-кис, Маратик, кис-кис! Иди же домой, падла!..
Хоть во двор потом не выходи – Маратик-то у нас в Туре, кроме этого хвостатого засранца, тогда, по-моему, водился один. Хорошо, мы через месяц съехали на другую квартиру. А так мое имя мне нравится. Очень! Потому как я желанный…
