Судьбы стариков наших – все похожие, будто с одного листа списанные: родились до войны, а потом, пропустив пору детства, порой становились взрослыми за один день: бок о бок с мамками своими становились на пашню, в поле, брали повод бычьей упряжки. А похоронки старили не только матерей, но и детей в один день.
И тридцатилетние вдовы в одночасье превращались в старух, а двенадцатилетний пацан вдруг осознавал, что он стал мужиком в доме и кормильцем…
Когда беседую с людьми довоенного или военного поколений, каждый раз поражаюсь этой схожести. А еще роднит людей отношение к жизни.
Вот и Екатерина Афанасьевна Коновалова из Дешулана из их числа.
Довоенное и военное детство, отец и брат, ушедшие на фронт. И почти сразу неумолимые похоронки, убившие свет в глазах матери!
Пять осиротевших девчат, мама, ковшик баланды, который приносила на всех девчат. С голоду пухнуть уж начали, да соседка, тётка Евгенья, проковыряла дырочку в сарае, где был корм для коней и быков и тихонько шепнула: — «Палочкой ковыряйте. Вам будет сыпаться оттуда помаленьку». Бог отвел. Никто не донес, не пересадили расхитителей...
По сей день благодарны ее бесценной тогда помощи. Чугунок картошки, сваренный у соседки, бабки Матрены, делили с «дарчатами», как потом всю жизнь звали Дарьиных девчат.
Всё было. Была послевоенная тяжелая юность, когда совсем еще подростку доверяли уход за телятами и коровами, и доярочья жизнь – с молодости до самой пенсии. Ежедневный ранний подъем. По теплу и того раньше — на летнюю дойку приезжали затемно, промораживая по весне в резиновых сапогах ноги.
Тридцать лет прожила вместе со свекровью, невольно подстраиваясь под ее ритм, хотя, конечно же, хотелось своего уклада. На плечах, наверное, были мозоли от рюкзака.
С утра оседлает велосипед, рюкзак на спину – и на ферму. Оттуда — в магазин — дома трое ребятишек ждут, всех покормить, намыть, обстирать. Муж, Илья, натопит баню и, приехав с дойки, до трех часов ночи настирывает ребятишечью одежонку. А в пять-шестом -снова вставать. Потому что до дойки нужно еще свою корову подоить.
А как-то привязалась болячка -"волос". Палец на руке гнил так, что свету белого не видела. А как раз Федьку, старшего, тогда родила. Боль в руке была такая, что из люльки к груди его за пеленки зубами вытаскивала. А покормив, надо было бежать доить. Ладно, подружка-телятница, управившись с телятами, прибегала к ее коровам и доила сама, со слезами наблюдая, как мучается Катерина.
И все казалось, вот кончится этот сумасшедший ритм, надои трехтысячные... Начнется новая, спокойная жизнь — без подъемов, как в части, ни свет ни заря, без нервов. Сама себе хозяйка будет в доме...
Но не получилось…
Сначала рано ушел из жизни супруг, Илья. Не просто складывались судьбы у детей, и каждая боль в семье детей трехкратным грузом ложится на душу старенькой доярки.
Со вторым, Гурьяном, пожила было тихо и спокойно, да и Гурьян ушел на покой. Да что там Илья и Гурьян… Вся улица почти уж ушла на покой. Дома и то гибнут в когда-то уютной черемуховой Заречке.
Сколько выплакано слез – знают только подушка на кровати, да оградки на кладбище… Потому, наверное, и глаза у бабы Кати промыты до непостижимой голубизны.
Несмотря на сложнейшую судьбу, перенесенную недавно операцию, не попускается домом. Растит, как и все, огородину. Бегают по ограде куры. А изба просто сияет чистотой, встречая у порога домоткаными чистыми ковриками.
Встречаясь с такими бабушками каждый раз думаю, откуда они черпают силы для жизни? Чьими заветами да молитвами вложен в них этот несокрушимый стержень безграничной доброты и трудолюбия?
Силушки вам, тетя Катя!!
Автор: Елена Чубенко
