Яркий, весенний луч, пробился сквозь дырку в цветастой, ситцевой занавеске и, отразившись в стеклянной вазе с сахаром, стоящей на столе, превратился в золотистого, солнечного зайчика, который, словно играя, стал прыгать по лицу спящей на кровати трехлетней девочки.
Пройдя осторожно по спутанным от сна, кудрявым, льняного цвета волосам, он зацепился за ее длинные, светлые реснички и защекотал курносый, усыпанный веснушками нос.
Девочка сморщилась, и, чихнув несколько раз, проснулась.
Открыв правый, василькового цвета глаз, она хитро, словно оценивающим взглядом, осмотрела всю комнату.
Все было, как обычно.
Мирно тикали ходики. На стуле, рядом с ее кроватью, растянувшись, и, сладко мурлыкая, спал пушистый, рыжий кот. На столе стоял укрытый газетой завтрак, приготовленный матерью. Дома никого не было.
Открыв второй, такого-же василькового цвета глаз, она еще раз осмотрела всю комнату, и громко закричала:
-Юлка-ааа! Юл! Ты гдее-ее! ...Ты столь не видис, Танька пласнулась!
От ее крика кот резко спрыгнул со стула, и, недовольно мяукнув, на всякий случай спрятался под кроватью.
В комнате была тишина, если не считать тикающих ходиков, да кудахтающих за окном кур.
-Юлкаа-аа! Юл! Я же пласнулась! -уже шепотом повторила Танька.
Не услышав долгожданного ответа, она еще раз громко чихнула, и, вздохнув, вылезла из под теплого одеяла. Ловко перевернувшись на живот, малышка быстро сползла с высокой, застеленной несколькими, тюфяками, железной кровати.
Прошлепав босыми ногами по полу, который был покрыт самоткаными, яркими половичками, девочка привычно отправилась на кухню, где с серьезным видом забралась на небольшую скамеечку, стоявшую рядом с умывальником.
Несколько раз пытаясь набрать воду, которая никак не хотела удерживаться в ее маленьких ладошках, она пыхтя, все таки поймала несколько капель долгожданной влаги, и с серьезно-невозмутимым видом стала втирать их в свою круглую и очень выразительную мордашку.
После совершенной ею водной процедуры, Танька тщательно утерлась полотенцем, отчего ее румяные щечки порозовели еще больше, а глаза еще сильнее засветились яркой, восторженной, по детски наивной, васильковой синевой.
Пристав на цыпочки, девчушка по взрослому посмотрелась в зеркало, висевшее над умывальником и пригладив свои непослушные кудряшки, хитро сощурила глаза.
Не забыв скорчить смешную рожицу, она показала своему отражению язык и ловко спрыгнув со скамеечки, подпрыгивая побежала назад в комнату.
Натянув на себя старенький, фланелевый халатик, Танька застегнула его на две оставшиеся на нем пуговички, и, забравшись на стул, чинно приступила к трапезе.
Кот, почуяв запах еды, попытался мяукнуть, осторожно выглянув из-под кровати, но услышав грозное:
-Цыц, залаза! -испуганно спрятался назад в свое убежище, осторожно продолжая наблюдать за дальнейшими действиями маленькой хозяйки.
Увидев на столе стопку румяных, еще теплых блинчиков, она восторженно произнесла:
-Ой, блинти-киии!!! -и добавив ко всему фразу, -навелное вкусные, -с аппетитом стала поглощать их, не обращая внимания на кота, который время от времени издавал из-под кровати жалобные, просяще-мяукающие звуки.
Ароматные, вкусные блины, варенье, сметана и парное молоко, налитое в большую кружку на некоторое время отвлекли внимание девочки от окружающего ее внешнего мира.
Уплетая за обе щеки блины с черничным вареньем, она от удовольствия закрывала глаза, с причмокиванием запивая все молоком.
Накушавшись до сыта, малышка вылезла из-за стола, вытерла ладошкой рот, размазав по лицу остатки варенья, и, хлопнув себя по животику, благодарно произнесла:
-Спасибо!- тем самым поблагодарив неизвестно кого.
Услышав где-то в глубине под кроватью голодный голос кота, девочка, встала на четвереньки, и, заглянув в темное кошачье убежище, милосердно произнесла:
-Выходи, залаза, наколмлю!
Видно все еще боясь непредсказуемых действий хозяйки, кот не рискнул вылезти на подозрительно подобревший Танькин голос.
Не дождавшись возвращения четвероногого друга, она кинула ему под кровать кусок намазанного сметаной блина и с чувством честно исполненного долга выдала фразу:
— На, жли! А то сказес, что тебя не колмят!
Выбравшись из под кровати, она попыталась очистить со сладких ладошек, налипшую на них паутину, но через минуту бросив это бесполезное занятие, поковыряла задумчиво в носу, наметив тем самым план дальнейших действий.
Положив в кармашек халата два кусочка сахара и натянув на босые ноги резиновые сапожки, не забыв при этом перепутать правый и левый из них, Танька, рискуя потерять неправильно обутые сапоги, побежала во двор искать куда-то исчезнувшего братишку Юрку, который был на лет семь старше ее.
Майское весеннее утро встретило девочку радостным пением птиц, ярким солнышком и огромной лужей, образовавшейся после накануне прошедшего ливня.
Узрев это «водное счастье», показавшееся ей огромным озером, Танька, взвизгнув от восторга и забыв моментально про брата, решила немедленно форсировать сей так неожиданно появившийся водоем.
Единственно, что сдерживало дерзкий порыв, был постоянно клюющий ее петух Петька, который очень давно питал к девочке стойкую, как иммунитет, враждебную неприязнь. Это была месть за однажды выдранные ею перья из его, когда то пышного, петушиного хвоста, сводившего с ума своим великолепием всех соседских кур.
На столь отчаянный поступок девочку подговорил брат Юрка, который делал из этих перьев «оружие массового поражения» под названием «летающая картошка».
Перо втыкалось в картошину, и это изобретение запускалось в любой объект проходящий, проезжающий и даже проползающий мимо, поражая точным попаданием и вызывая восторг окружающих в лице оглушительно визжащей Таньки.
Ради такого зрелища, и, конечно ради обожаемого ею брата, она была готова на все.
В тот злополучный день все начиналось очень даже хорошо. Все шло по заранее намеченному плану.
Спокойно подкравшись к одиноко дремавшему под бревнами, в теньке, и, ничего не подозревающему петуху, девочка резко схватила за его хвост, торчащий из под бревен, и изо всех своих «девчачих» сил дернула за перья. В ее маленьком кулачке поместилось всего два перышка. Но этого хватило для того, что в лице Петьки она приобрела своего злейшего врага.
От неожиданности и такой дерзкой Танькиной выходки, петух на какое-то время даже потерял дар кукареконья. Спросонья ударившись головой об бревна и почуяв пропажу перьев со своего прекрасного хвоста, он как ошпаренный выскочил из своего укрытия, и словно подавившись от возмущения, стал беззвучно открывать клюв, видно вспоминая в своих куриных мозгах самые страшные из его петушиных ругательств, которые он беззвучно извергал в адрес, убегавшей с его перьями, Таньки.
Очнувшись через несколько секунд, ошарашенный такой наглостью, Петька все-таки попытался догнать свою обидчицу, но в добавок ко всему, он еще успел получить по клюву дверью от сарая, в котором успешно спряталась шустрая девчонка.
Удар был настолько сильным, что бедный петух свалился навзничь.
С тех пор Танька стала постоянным объектом для скрытых налетов обиженной птицы.
Петух прятался в засаде, и постоянно выслеживал обидевшую его девочку.
Месть за поруганную мужскую «петушиную честь» и выдранный хвост не давали ему покоя, и держали в напряжении и страхе его обидчицу.
Не раз после этого случая она подвергалась налетам обозленного на нее петуха.
Вот и в это утро, наученная горьким опытом Танька, увидев огромную лужу, сначала осторожно осмотрелась по сторонам выискивая взглядом своего врага, а лишь потом, убедившись в своей безопасности, решилась добраться до так неожиданно возникшего и манившего к себе своей неизведанностью, водоема.
Потеряв бдительность, она с визгом отчаянно бросилась измерять глубины этого, такого огромного, по ее меркам, водного объекта.
Но глубины оказались слишком приличными для ее маленьких, неправильно обутых сапожек, и девочка ойкнув, сразу же зачерпнула в оба сапога.
Не взирая на обувь, полную воды, она с упрямым любопытством продолжала «бороздить просторы», так кстати нечаянно появившегося, «океана».
Это веселое занятие приводило Таньку в неописуемый восторг. Счастье свободного «плавания» переполняло ее так сильно, что она не заметила, что ТОТ, которого она так боялась, уже несколько минут наблюдая за ней, медленно прохаживается по краю водного препятствия.
Боязнь воды и глубина лужи не позволили ему приблизиться к своей жертве, которая носилась, взвизгивая от восторга по просторам дождевого, перемешенного с глиной водоема.
Видно не выдержав напряжения, или чтобы привлечь свое внимание, петух неожиданно закукарекал. Его воинственно-боевой клич, застал девочку врасплох, отчего она споткнулась, со всего размаха шлепнулась в лужу.
От страха и неожиданности она закричала:
Кала-уууул!! -Юлкаа-ааа, помогии-иии!.. Ну, Юлатькааа, помогииии позалыстаааа своей любимай залааазеееее! Танька твоя чичас патонииит!! Ааа-ааааа!!
Помощь подоспела во время.
Юрка, которого мать все время оставляла сидеть в няньках с порядком надоевшей ему Танькой, зашел в это время во двор с корзинкой нарваной им крапивы, и увидев ее сидящую по пояс в грязной луже, закричал:
-Дура! Куда ты влезла?! Меня же мамка за тебя убьееет!
Бросив корзину с травой, он бросился на помощь рыдающей сестренке. Схватив ее из воды, он бегом потащил ее домой, думая лишь о том, «что ему страшно влетит от матери за недогляд за этой противной девчонкой, и что теперь ему не купят обещанный велосипед, о котором он так долго мечтал».
Обнимая грязными руками братишку, Танька нацеловывала его измазанными черничным вареньем и глиной губами, и приговаривала, всхлипывая:
-Юлочка-ааа! Он кукалекууу... А я упалааа! А он клюется... Стлааашно-ооо!
Я больсе так не бууууду!
Умыв и переодев сестру в сухую одежду, он обул ей на ножки новенькие красные сандалики, купленные матерью «на выход в особо торжественных случаях» и которые сама девочка просто обожала. Со словами: «На, только не ори!», он водрузил на обсыпанные цыпками ножонки заветную Танькину мечту, эти «класивые класные тухольки» о которых она могла только вспоминать, заглядывая иногда без спроса в заветную коробку, в которой они были спрятаны.
После такого щедрого жеста, Юрка ехидно улыбнувшись, спросил замолчавшую от неожиданного счастья сестренку:
-Нравятся?
-Нлавятся! -не веря своим глазам ответила девочка.
-Так вот, если нравятся, только попробуй мамке сказать, что ты в луже плавала!
Выкину сразу твои башмаки на помойку, и больше ты их не увидишь!..Понятно!
Кривя от обиды губы, и поглядывая на заветные сандалики, Танька вздохнув от своей безысходности, громко ответила:
-Поняно!
Показав в довершение ко всему исцарапанный и обожженный крапивой кулак, Юрка устрашающе произнес:
— А то воооо! Понятно!
— Поняно! -тараща глазенки на его руку, еще раз испуганно повторила Танька.
Почесав голову, брат задумчиво сказал:
-Знаешь, что, сиди-ка ты дома! А то опять куда нибудь влезешь! Мне еще дела делать надо, а то от мамки влетит.
Услышав слово «дома», девчушка завизжала так, что сидевший до сих пор под кроватью кот, выбежал оттуда, и, споткнувшись о Юркины ноги, пулей вылетел на улицу.
Даже кукушка на ходиках, прокуковавшая одиннадцать раз, на двенадцатом замолчала и спряталась от истошного Танькиного крика.
-Я гулять хочууууу! -закричала она, топая ногами в красных сандаликах, -Юлочкаааа, миленькиииий! Ландыс ты мой селеблистый, пусти меня позалыста гуляяяяять! Я зе тебя так люблюююююю!! Ты зе мой чвитооо-чик!! -выдавала она, слова, припасенные ею на самый крайний случай, когда уже другие методы выпрашивания переставали воздействовать на брата.
Зажав руками уши, Юрка, мужественно держался под натиском оравшего и топающего ногами «противника», но фраза"ландыс ты мой селеблистый", убила его наповал, сразив своей непредсказуемой нежностью прямо в сердце.
Поняв, что ничего хорошего из домашнего ареста сестры не выйдет, он сказал обреченно: «Лааадно!» и взяв ее на руки, потащил во двор, где усадил на высокую поленницу с дровами.
-Сиди тут, -пристрожил он ее, -здесь будешь сухая! А будешь орать-с петухом в сарае закрою! Поняла?!
-Пониля! — тараща испуганно синие глазенки прошептала Танька.
Перспектива быть запертой в сарае вместе со злейшим ее врагом не сулила ничего хорошего.
Насобирав по двору кое-каких игрушек, Юрка бросил их сестре на поленницу, загадочно пригрозив:
-Сиди здесь и играй! И чтобы мне тихо! Услышу, что орешь-сразу к петуху в сарай! А не будешь шуметь-чего нибудь дам! Поняла?
Юркина фраза «чего нибудь дам» подействовала на девочку завораживающе-магическим образом.
Приняв обещанное, как должное, она, согласно кивнув головой, утвердительно произнесла:
-Конесно пониля!
Удовлетворенный ее ответом, Юрка, прихватив с собой корзину, в очередной раз нехотя побрел за травой.
Проводив взглядом удаляющегося брата, Танька вздохнула, и выдав обреченно:
-Вот залаааза!-как не в чем не бывало поудобнее уселась на дровах.
Немного погрустив о своей «нелегкой доле» младшей сестры, она, оглядев окружающую ее действительность, поняла, что не все так плохо в этой жизни.
И сидеть на высоте около двух метров от уровня земли иногда бывает очень даже интересно и безопасно. И солнышко здесь теплее, чем там внизу. И ласточки летают совсем близко.
И лужа кажется не такой уж большой.
А самое главное-ее враг, петух Петька, отсюда сверху, кажется совсем не страшным. Ходит добрый такой по двору с курами, червячков себе роет. И, главное, совсем рядом с поленницей...
И тут Таньке в голову пришла очень замечательная мысль.
Она решила раз и навсегда рассчитаться с обидчиком.
Взяв обеими руками небольшое полено, она скинула его сверху на ничего не подозревающего петуха. Куры, сопровождающие своего спокойно гуляющего покровителя, с кудахтаньем разбежались в разные стороны. Сам же Петька, не обращая внимание на начавшиеся «военные действия», как ни в чем не бывало продолжал мирно пастись невдалеке, копаясь в навозной кучке, и сосредоточено добывая себе съестной провиант.
Поняв, что одним поленом здесь не обойтись, девочка начала скидывать весь свой «бомбовый запас» на куриный «вражеский отряд», надеясь, что хоть одна, из так кстати обнаруженных ею «бомб», все таки достигнет заветной цели и поразит спокойно гуляющего противника.
За этим занятием ее и застала мама , так не кстати вернувшаяся с работы.
Увидев дочь, восседающую на поленнице, и с великой настырностью сбрасывающую вниз годовой запас дров, она, всплеснув руками от возмущения, запричитала:
-Что же ты делаешь, беда окаянная?! Почти всю поленницу спустила! Да кто же тебя туда загнал на такую-то верхотуру, чадушко ты мое родное?!
Танька, застигнутая врасплох, вздрогнув от неожиданности, из под лобья посмотрела на пришедшею, так не во время, мать.
Время от времени, косясь на жертву недавней «бомбежки», который продолжал так же мирно гулять, выискивая червяков, Танька, недовольно пробурчала:
-Кто-кто...? Юлка! Поняно?!
-Понятно! Чего тут не понять?! Уж я ему длинноногому антихристу устрою!
Надо девчонку малолетнюю на такую верхотуру посадить! Уж я ему крапивой задницу то надеру! Будет знать, как ребенка одного оставлять, да еще на поленнице!
-Чего сразу крапивой то?
Юрка с корзиной стоял возле калитки... Услышав последние слова сказанные мамой, он обиженно крикнул:
-Нашли няньку! Сама с ней сиди и из луж вытаскивай!
Бросив корзину с травой, он побежал куда-то, размазывая по щекам слезы.
-Юркаа-а! Вернись! Куда тебя черти понесли? Вот батька придет, я ему все про тебя расскажу. Ремня получишь!-крикнула вдогонку мать, но было бесполезно-парнишки и след простыл.
Танька, до сих пор без единого звука восседавшая на своем деревянном постаменте, громко икнула.
Услышав ее голос, женщина, вздрогнула:
-Матушка ты моя! А про тебя то я забыла! Гляньте на нее, сидит как королевишна! Иди, хоть, с «трона» тебя сниму, горе мое луковое. Знать все «хозяйство» свое о поленья занозила.
Протягивая ручонки, и, хлопая большими глазами, Танька обхватила за шею мать, и молча уткнулась в ее плечо.
-Ты чего это, девонька, притихла у меня. А ну-ка, рассказывай, из какой это лужи тебя брат вытаскивал?
Еще раз громко икнув, девчушка, указав грязным пальчиком на лужу, гордо ответила:
-Вот из етей!
-И каким же ветром тебя занесло в это болото, головушка ты бедовая?
Она пожала плечами, поковыряла сосредоточенно в курносом носу, и рассмотрев содержимое, извлеченное из его «недр», как-бы между прочим произнесла:
-Ненаааю!
-Не знает она!-с усмешкой, опустив на землю дочку, сказала женщина. -Это же надо такой уродиться! Вся ведь в своего дядьку Мишку удалась.
Того тоже черти непонятно куда заносили.
Собирая траву, выпавшую из брошенной Юркой корзины, она продолжала свой рассказ.
-Один раз на жатке к конторе подъехал, а на ней телеграфные столбы лежат.
Председатель спрашивает, откуда, мол, такое «богатство», Михаил? А он, как ты "не знаааю! "А, Дмитрич, председатель наш ему и говорит: «Вот где взял, туда и верни!»
А в другой раз в пруду свой трактор утопил. Сам на кабину забрался и орет:
«Помогите!» Люди спрашивают: «Как ты Мишка туда попал», а он опять: «Не знаю!»
Вот так и жил непутевый. И ты такая же, как он-бедовая у меня уродилась...
Восторженный визг Таньки прервал слова матери. Занятая сбором рассыпанной травы, она не заметила, как уставшая от ее взрослого рассказа девчонка, стояла в коровьей лепешке, смачно шлепая в ней новенькими, красными сандалиями.
Духмяные капли разлетались во все стороны, приводя ее в неописуемый восторг.
-Батюшкии! Танька!-только и успела произнести женщина, быстро выдернув дочку из «коровьего подарка», но не забыв при этом шлепнуть ее несколько раз по «мягкому месту», испачканному навозными брызгами.
Чтобы смыть с детской обуви пахучий и липкий, как пластилин навоз, она не раздумывая поставила орущую Таньку в ту самую знакомую ей лужу.
Внезапно появившаяся под ногами вода буквально ошеломила визжащую от боли и обиды девчонку. Почуяв родную стихию, она сначала замолчала, потом почесала измазанный и отшлепанный матерью зад, не забыв при этом поковырять в носу, и с криком: «Вот здолово!» — со всего размаха уселась в такую знакомую, нагретую майским солнцем лужу.
Громко пропел петух, на которого Танька не обращала уже никакого внимания.
Она не слышала голос матери, которая вытирала выступившие от смеха слезы, приговаривала, заливисто хохоча:
-Господи, да за что мне такое СЧАСТЬЕ?!!
Она даже не вспомнила про чашку из маминого сервиза, спрятанную в серванте, в которую они с Юркой наловили пиявок из деревенского пруда. И про лягушек, распиханных по карманам нового отцовского пиджака. И про сено из соседской копны, раскиданное так, чтобы мягче было прыгать с крыши сеновала. И про выпущенных на свободу дяди Мишиных кроликов. И про запертого в погребе соседского кота. И про многое, многое другое, про которое знала только она, и ее старший брат Юрка.
Сидя в этой большой, весенней, теплой, как парное молоко, луже, Танька ни чего не видела и не слышала. Она лишь смотрела своими огромными, синими, широко распахнутыми глазами в этот прекрасный огромный мир, название которому ДЕТСТВО!
Автор: Елена Черных5
