— Форточку не открывай – сквозняк. Пирог не ешь – это на ужин. Тапочки надень – простудишься.
Мама говорит:
— Я скоро. Не мусори тут. Чашки помой. Не сиди близко к телевизору.
Мама говорит:
— Полина! Ты что ,оглохла? Дверь закрой, говорю, горе луковое! — и шуршит в коридоре плащом, и звенит монетками, и щёлкает зонтиком.
Я закрываю дверь, иду в комнату и сажусь на кровать. Нет, сажусь в кресло (с ногами, в тапочках!) и думаю, почему же я «луковое»?
Ну, допустим, «горе» ладно, это пусть. Я и сама понимаю, что счастья от меня немного (с меня только фантики от конфет, дырки на колготках, головная боль и крошки на столе). Но «луковое» почему?
И тихонько нюхаю ладошку, и вторую тоже. Даже коленку нюхаю, для верности.
И ничего не правда! Я карамельное, мятное и немножко яичное. А ещё молочное, шерстяное и шампуневое. И даже какаова… какававо… ну такое!
— А никакое не луковое! – говорю я вслух и обвожу взглядом комнату.
Это моя комната, собственная, личная. Я тут всё знаю, каждый уголочек.
Вон там, на кровати, сидят мои игрушки, которые главные. А остальные – в большой коробке и в тумбочке.
В ящиках стола — мои тетрадки, картинки, карандаши (только там неубрано, ну и что?) и всякие секреты.
А на полке – мои книжки. И на подоконнике, и на тумбочке, и даже на полу за кроватью.
В этом шкафу лежат мои одёжки. И некоторые висят. Там есть одно любимое платье и целых четыре нелюбимых. Мама говорит: «Они приличные!»
У мамы странное представление об одежде. У неё самой только «приличные» юбки и блузки. И два платья, которые называются «строгие». Когда мы идём в гости, мама надевает строгое платье, и самое красивое на нём – это брошка!
Я иду в мамину комнату. Там на столике у зеркала стоит шкатулка со всяким красивым и не очень. Я достаю большую брошку с голубыми камешками и цепляю себе на платье (это платье уже не «приличное», оно просто домашнее).
— Если всё равно мыть посуду придётся, то я буду мыть её в брошке! Не так обидно будет, — думаю я.
На кухне остывает и пахнет яблочный пирог. Я осторожно прикладываю к нему ладошки (тепло и мягко). Потом быстро их нюхаю, шумно вдыхая воздух.
Я — яблочное и медовое!
У меня есть свой фартук — маленький жёлтый передничек, на котором написано «Мэри».
Меня зовут Полина, но, наверное, фартуков про меня не бывает. Поэтому посуду буду мыть как бы не я, а какая-то Мэри в маминой брошке.
Мэри моет посуду и мечтает быть девочкой Полиной, у которой в шкафу есть любимое платье, на кровати – целая шеренга главных игрушек, а в кухне – яблочный пирог на ужин.
Мэри совсем не скучает по маме и не смотрит поминутно на настенные часы. Это ведь вовсе не её мама где-то задерживается.
Мэри любит разговаривать с чашками и блюдцами. Она помнит, как их зовут и какой у кого характер.
Мама приходит поздно, тихонько открывает дверь своим ключом, разувается и на цыпочках заходит в мою комнату.
— Ну вот, уснула в кресле, — говорит она шёпотом.
Я слышу, как мама отстёгивает брошку с моего платья, аккуратно снимает с меня передник и целует в лоб...
— Давай-ка, я уложу тебя в кровать, — говорит она и берёт меня на руки. – Горе ты моё, луковое!
— Яблочное, — говорю я сквозь сон и обнимаю маму за шею. – Яблочное и медовое…
Автор: Елена Касьян
