Мужчина просто жил. Не очень задумываясь о высших сферах, не рассуждая о смысле жизни и не стремясь к совершенствованию. Читал он, впрочем, тоже очень мало. Времени не хватало.
Во-первых, семья. Во-вторых, животные. Он как-то тоже не задумывался об этом. Так получалось с самого детства. Горсть корма в пакетике в карман и пошел на работу или в магазин.
А дома, тоже, поди услужи всем котам, собакам, птицам, жене… Вечно кричащей на него и по поводу и без. Ну, что. Выпивал. Как все, впрочем. Иногда мог и налево свернуть. Если никто не видел. Короче, не ангел, а скорее – безобразник в самом полном смысле этого слова. И не говорите мне, что он — исключение из правил, и что всё остальное человечество – ангелы небесные. Нет. Может, именно вы никогда не грешили, тогда – флаг вам в руки, киньте в него камень.
С одеждой тоже было не очень. Во-первых, денег не оставалось, поскольку всё, что было, тратил он на уличных друзей своих. А во-вторых, не очень-то и хотелось. И так сойдёт, думал он, осторожно пряча в широком кармане штанов украденную в магазине банку консервов для кошек.
Даже скандалы жены, постоянно разносившиеся из окна их квартиры, не очень трогали его. Ничего, ничего, думал он. Скоро на работу, а там…
А там я встречу своих котов и собак. Но было одно. Одно, что страшно расстраивало его. Многочисленные питомцы, жившие у него дома, были не вечны. Они умирали, и мужчина горевал, как будто умер единственный и самый любимый человек на Земле. Очень близко к сердцу он принимал уход своих питомцев.
Просто откалывался у него кусочек этого самого сердца и уходил вместе с любимым котом, попугаем или собакой. Наверное, поэтому сердца и не хватило на всех. А точнее, на всё. А ещё точнее, на всю жизнь. А хватило только на часть её. Небольшую.
Они шли с женой в магазин. И она, как всегда, пилила его, обвиняя во всех проблемах, неудачах и напастях этого мира, когда…
Когда мир качнулся и пошел куда-то влево. Мужчина споткнулся и повалился на тротуар. Жена его вскрикнула и, бросившись к нему, попыталась поднять.
Он смотрел на неё и шептал что-то побелевшими губами. Она приложила ухо к ним и услышала:
— Малышей моих не бросай.
Это была последняя просьба и последние слова его на Земле.
Когда он открыл глаза, то увидел обычную комнату в обычном доме. Только коридор был очень длинным. Бесконечным. Вдоль коридора стояли, сидели и ходили толпы людей.
Окошко на дверях приоткрылось, и высунувшаяся голова назвала его имя.
Толкнув дверь, он вошел в просторную комнату. За большим столом сидел седой человек в обычной одежде. Стареньком потёртом костюмчике. Поправив сбившийся набок галстук, он посмотрел на мужчину и открыл большую толстую книгу.
— Ну-с, уважаемый, — сказал он, — посмотрим, посмотрим, что наш гроссбух на ваш счет скажет. Итак… Однако, — заметил пожилой мужчина и, сняв пенсне, взглянул внимательнее на нашего мужика. — Да ты, разлюбезный, вор.
Мужчина замялся.
— Ну, что, вор. Да, вор. Не было денег, а они снаружи очень кушать хотели, вот я и крал консервы.
— Пьяница, драчун, скандалист, обманщик и гуляка, — продолжал мужчина в стареньком костюмчике. Он вернул на нос пенсне и заметил: — Из всех грехов, пожалуй, только убийство и лжесвидетельствование обошли стороной.
Он усмехнулся.
— Что же ты? Мог бы уж, для комплекта, и постараться, так сказать, чтобы набор полный был, — и мужчина в пенсне усмехнулся.
Мужик мялся и краснел. Всё больше и больше.
— Помер-то от чего? — поинтересовался мужчина в стареньком костюмчике и, подперев голову правой рукой, уставился на него.
Мужчина покраснел ещё больше.
— От сердца, — ответил он. — Чего-то там не сработало.
— Аааа. Понятно. Значит, так и запишем, — и, достав откуда-то гусиное перо, служащий окунул его в чернильницу, стоявшую справа от гроссбуха, и стал скрипеть пером по пергаменту:
— Помер от сердца. Гулянки, пьянка, скандалы, доконали, значит. А в своё оправдание ничего не скажешь? — поинтересовался служащий. — Я ведь сейчас всё запишу, и перейдёшь ты, милок, в следующую комнату. Некогда мне тут с тобой рассусоливать. Сам видел, народу сегодня много преставилось. В той, другой комнате, тебе приговор и сварганят быстренько.
Последний раз спрашиваю – что в своё оправдание скажешь?
Мужик вздохнул тяжело и развёл руками.
— Хорошо, — сказал служащий. — Значит, так и запишем. Причина смерти – острая сердечная недостаточность. Грешник на все сто. Оправданий нет. Проходи, проходи, — строго сказал он, показывая на дверь за собой. — Не задерживай!
Мужчина отворил дверь и прошел в небольшую комнатку. Белый свет струился откуда-то из потолка. Посреди комнаты стоял стул с высокой резной спинкой. На нём сидел старик в одежде, напоминающей широкий белый халат со свободными рукавами. Волосы и борода были совершенно седые.
— Итак, — начал старик. И на его коленях оказался раскрытый гроссбух. Он надел очки и прочёл запись служащего.
— Что ж ты так, — сочувственно заметил он мужчине. — Ни оправданий, ни причин, ни просьб о помиловании.
— Так я, это… — замялся мужчина. — Вроде как, одно к другому не имеет отношения.
— А это уже мне решать, что имеет отношение, а что нет, — строго перебил его старик. — Ни собак, ни котов, ни птичек своих не вспомнил. Что так-то? — удивился он.
— Так я, это, — опять смутился мужчина. — Это же для души было. Обычное дело.
— Вот оно как, — усмехнулся старичок. — Для души, говоришь. Дело обычное? Ну-ка. Ну-ка. Проверим. — И он, поднявшись, открыл ещё одну дверь, находившуюся за стулом с резной спинкой.
— Проходи, — пригласил он мужчину. — Пойдём посмотрим, что ты там для души по обычному делу натворил.
Они пошли по нескончаемому пустому коридору, пока не подошли к двум дверям, находившимся с правой стороны.
Старик взмахнул рукой, и перед дверьми возникли огромные старинные весы с двумя крюками по сторонам и подвешенными на них медными тарелками очень большого размера.
Старик ещё раз взмахнул рукой, и на правую тарелку посыпались чугунные гири.
— Это грехи твои, — задумчиво заметил старичок в халате.
Мужчина тяжело вздохнул. Гири сыпались и сыпались, и тарелка под огромным весом стукнулась в пол с такой силой, что по мраморной плите пошли трещины.
Мужик ещё раз вздохнул. На этот раз, обречённо.
Старик подошел к нему и протянул руку к левой стороне груди. В его руке возникло маленькое огненно-красное пульсирующее сердце.
— Посмотрим, — сказал старик и положил сердце на левую тарелку.
Мужчина, широко раскрыв глаза, смотрел на это, понимая, что такое малюсенькое сердечко не может перевесить огромный и тяжеленный груз из чугунных гирь.
Левая тарелка слегка качнулась и замерла в воздухе.
Мужчина опять тяжело и обречённо вздохнул. И вдруг…
Вдруг левая тарелка упала. Она упала с такой скоростью и силой, что все чугунные гири с правой подскочили вверх и взлетели в воздух.
Гири лопались одна за другой. Как мыльные пузыри.
Мужчина смотрел на это, затаив дыхание. Он не верил своим глазам.
— Да грехи-то у вас у всех почти одинаковые, — заметил старик. — И вес почти всегда тютелька в тютельку. А вот это, — и он показал на маленькое огненно-красное сердечко, пульсирующее на левой тарелке. — А вот это всегда разное!
Ты вот отдавал своё сердце по кусочкам. Всем, кто в этом нуждался. Всем под ногами и над головой. Всем, кто хотел есть и пить, всем, кого надо было погладить и сказать доброе слово. Ты отдавал его каждому своему питомцу, ушедшему на Радугу, и этот кусочек помогал ему. Отдавал и отдавал. Ничего не оставляя себе и даже не задумываясь об этом.
А каждый отданный без оглядки кусок возвращался непомерным грузом. И складывался. Вот оно и не выдержало. Поэтому и вес такой. Поэтому он всегда разный.
Старик подошел к одной из дверей и, открыв её, сказал:
— Проходи, проходи, и можешь располагаться и отдыхать, сколько хочешь. Хоть до самого вечера. А утром, так сказать, с новыми силами и за работу.
— Это за какую же работу, — возмутился мужчина. — Всю жизнь вкалывал. И после смерти не дают отдохнуть?
— Некогда тут отдыхать особенно, — заметил, улыбнувшись, старичок, вдруг ставший выше ростом и мгновенно сменив старенький халатик на костюм тройку с ярко-красным галстуком.
— Пойдёшь по животной части. Нехватка у нас с кадрами там. Профессиональное выгорание и вообще, нервы у ребят быстро расшатываются. Так что, извини. Время тебе до утра.
— И старик в элегантном костюме, развернувшись, пошел назад быстрой молодой походкой.
Мужчина посмотрел ему вслед и вошел в дверь. Перед ним расстилалась огромная, светлая поляна с множеством маленьких домиков и людей, игравших в разные игры, лежавших на траве или беседующих, сидя на скамейках.
К мужчине бросились его давно ушедшие родители, друзья, родственники. Рядом прыгали его коты, собаки, птички садились ему на плечи и голову.
Мужчина улыбался. Но вдруг все люди, находившиеся рядом, замолчали. Они вставали со своих мест и, подойдя к мужчине, прикасались к нему руками. Потом что-то вспыхивало внутри подошедших, и на их лицах отражалось неземное блаженство.
— Чего, чего это они? — спросил мужчина, удивляясь, у своей матери.
— А посмотри, сынок, — сказала мама и показала на его грудь.
Мужчина перевёл взгляд вниз и увидел, как у него там, где должно быть маленькое больное сердце, бьётся огромный и яростно красный шар.
— Это особый знак, — улыбнулась мама, — я всегда знала, что ты у меня особенный.
И они, обнявшись, пошли к скамейке возле одного маленького домика.
Им было о чем поговорить. И времени было предостаточно. До утра.
Почти целая вечность!
Автор: Олег Бондаренко
