Но последнюю неделю все дороги почему-то вели Лилю мимо Пономарихиного огорода, с которого нещадно несло каким-то дерьмом. Уже несколько раз пробегала такса мимо и видела женщину в позе огородника, держащую в руках ботву пожухлых растений и разговаривающую и чертыхающуюся на них: «Да чтоб у тебя все лапы поотваливались, чертяга ты слепой! Как из преисподней лезешь и лезешь!» Какая связь у засохших побегов помидоров и слепой чертяги, Лиля знала еще две недели назад.
У Пономарихи завелся крот и перерыл весь огород. Всю весну она горбатилась, мучаясь поясницей, кряхтя и взывая к Богу о помощи силой засадить все десять соток.
Высохшая и душой, и телом, она в любое время суток казалась изможденной женщиной в возрасте, хотя ей не было и тридцати пяти.
Четыре года назад она почти счастливо жила в венчанном браке со своим Левушкой – пономарем, подававшим виды на высокий духовный сан. Но однажды в солнечное утро без грома и молний он поднялся с супружеского белоснежного ложа. Опустил ноги в мягкие войлочные тапочки около кровати, чуть повернул голову влево и сказал через плечо только что проснувшейся супруге: «Елизавета, я ухожу в монастырь!»
Тихо и уверенно, как не духовные личности говорят по утрам, что вечером задержатся, потому что пойдут в спортзал. Никакие разговоры и стенания молодой жены не свернули его с пути к Богу. Елизавета перестала противиться и дала ему письменное одобрение (так положено у венчанных пар), и Лев стал монахом Кириллом. Ожесточившись сердцем на весь белый свет, она никак не могла понять, почему. Так и ходила мрачной и в черном. И деревенские, недолго думая, стали звать ее вдовой или «той самой Пономарихой».
***
Весь огород с ровными перпендикулярными тропками, как улицы в Нью-Йорке, был в воронках. Подрубленные корни молодых саженцев не давали питания стеблям, и все десять соток напоминали картину «жизнь после апокалипсиса».
Симпатичный зверек в три спичечных коробка величиной готовил медленную смерть женщине от голода. Хищник, охочий до гусениц, мошек, червяков, личинок жуков проволочника, не побрезговал разнообразить свое меню корнеплодами. Было сухое лето, и он выбрал столоваться на таком отлично архитектурно спланированном огороде Пономарихи.
Выйдя две недели назад вечером на веранду, Пономариха заметила первую ямку, она сразу поняла степень угрозы. Но уже темнело, и она, опрометчиво отложив боевые действия до утра, ушла спать. А крот не пошел. Он поистине неутомимый копатель, не различал дня и ночи и рыл с короткими перерывами на обед и легкий сон.
За ночь этот небольшой меховой комочек прорыл тоннель в двадцать пять метров и наворотил с пару десятков горок Тутанхамона. И быстро стал усложнять конструкцию хоромами в несколько ярусов. Добавлял кладовки, спальни и комнаты для гостей. И весь этот подземный дворец крот решил устроить под Пономарихиным огородом в ожидании своей Дюймовочки. И она к нему пришла, правда, оказалась немного великовата.
Утром, придя в огород, Пономариха ахнула – масштаб бедствия был катастрофический. Она знала, что по весне надо было для профилактики, чтобы не пришлось выпроваживать незваного гостя, густо высаживать по периметру участка защитный барьер – фасоль или бобы. И польза, и крот, не любящий запах этого семейства, поостережется. Но дел и без них по хозяйству было невпроворот. И понадеявшись на неликвидный русский «авось», ничего делать не стала.
Пономариха стояла, подбоченясь, посреди перекопанного огорода и быстро вспоминала способы войны, когда казна пуста. На ум ей пришло два: забить норы дохлой рыбой или повтыкать колья и надеть на них гремящие банки.
Прошла еще неделя. Односельчане стали обходить дом Пономарихи по соседней улице – вонь стояла нечеловеческая и гремела о себе на всю округу банками. А крот продолжал строить дворцы, и плевать он хотел на все эти погремушки и сонмы мух размером с маленьких орлов, раздирающих тухлую рыбу.
Рыбу сменили старые тряпки, смоченные в бензине, нашатыре, керосине, чесноке, камфаре, и кротоловки-капканы, пару раз прихватившие пальцы женщины вместо подземной дичи, но новоиспеченным домочадцам (крот привел родственников обмыть новоселье) было хоть бы хны. «Может, он не только слепой, но и безносый!» – возмущалась Елизавета, обнаруживая все новые ходы.
Пономариха пошла по соседям за дельным советом. Дошла с отчаянья даже до никчемного «Станиславского», у которого в огороде одна полынь всегда росла.
И он ей присоветовал сунуть в нору шланг от газового баллона с пропаном. Накачать в норы газа, а потом кинуть туда спичку.
Елизавета засомневалась и высказала свои подозрения о безопасности сего мероприятия своей подружке – Ведунье. Как-никак два курса медучилища – образованный человек всегда лучше рассудит. Та только посмеялась и сказала, что если она хочет на своем участке устроить какую-то Хиросиму (что это такое, она не знала), то в добрый путь. Только пусть ее предупредит за день – она стекла у себя в избе скотчем заклеит, чтобы не вывалились. Пономариха поняла, что, наверное, не стоит. А то первый в мире крот в космосе получит медаль, а она – деревянный крест на кладбище.
Тем временем крот не обижался на такое явное негостеприимство и продолжал жизнедеятельность. Если днем мимо Пономарихиного огорода было нестерпимо ходить без противогаза, то ночью – еще и без валидола. Увлекшись, она снабдила каждый торчащий дрын самодельными трещотками, гуделками, шумелками. И от малейшего дуновения ветра стояла такая какофония, что она легко могла оказаться в штанах у случайного прохожего.
Посчитав свои накопления, Елизавета решила прибегнуть, как говорят специалисты, к крайним мерам – к ультразвуковому генератору «Град». Правда, на что она потом будет полгода есть, ей было пока плохо понятно, но вендетта – так вендетта. И убрав с огорода всю эту нестерпимую вонь, прикопав локально места устрашения запахом, она удалилась в райцентр.
Лиле это только и надо было. Изголодавшись по настоящим боевым действиям, она подождала, прячась под кустом сирени напротив ее дома, пока Пономариха скроется за углом, сделала небольшой подкоп под забором и пролезла в щель. Отсканировав локацию вражеских позиций, она энергично принялась за дело.
Она снимала дерн, как профессиональный экскаваторщик, работая передними лапами и пастью, словно совком. Такса впихивала морду в яму по брови и засовывала в пасть все, что вмещалось, а это сантиметров двадцать земляного края. А к тому, что не откусывалось этим способом, она применяла бультерьерский прием – вцеплялась мертвой хваткой и драла из стороны в стороны, пока земля, опутанная корнями, не отрывалась. Она находила лабиринты, по которым передвигался крот, и между «кротовинами» (кучками выброшенной на поверхность земли) снимала дерн.
Лиля работала с энтузиастом и не одна. Она привела с собой боевого товарища – Любкиного кота Кузьму Васильича.
Рыжий кот с откусанным кончиком правого уха и белым рубцом шрама на лбу смотрел на весь мир, как Ленин на буржуазию. Когда он выходил по своим делам, на улице становилось пустынно. Все собаки, гуси, куры и люди невысокого роста вспоминали, что дома не выключили печку и что срочно нужно перепрятать косточку во дворе.
Когда Лилю принесли щенком в дом, посмотреть на это новое недоразумение пришел Кузьма Васильич. И пока он размышлял, с какой стороны удобнее съесть эту сосиску, Лиля резко приподнялась на задних коротеньких лапах, передними схватила его за шею, как обычно это делают коты с ногами человека, и стала любвеобильно лизать его боевую морду. Леопольд, живший где-то глубоко в его сердце, «поплыл». И с тех пор Кузьма Васильич никому не мог признаться, что у него есть дама сердца.
Действовали «Бонни и Клайд» по четко выверенной стратегии. Кузьма Васильич сидел у противоположного от Лили края кротовьей норы и как бы запирал ее.
Он мог расслабиться, кроты ненавидят запах кошатины и скорее побегут в сторону бульдозера-таксы, чем на Клайдокота. Ведь это российский крот, и он тоже знает слово «авось». А Лиля выполняла все остальную работу и завелась не на шутку. Азарт был почище, чем при охоте на лису.
Лилины лапы сверкали так быстро, что превращались в колесо, а в нору она выкрикивала собачьи ругательства таким басом, что можно было подумать, что яму копает дог – не меньше.
Кот стоял сзади и любовался своей сноровистой любимой. Три с половиной часа слаженных действий – и последнего пятого почившего жильца Лиля водружала на крыльцо дома, как в этот самый момент калитка распахнулась, и в проеме остановилась Пономариха с тяжелым пакетом в руках.
– Матерь Божья! – хотела всплеснуть руками Елизавета, но тяжелые сумки не дали ей это сделать.
Все трое переглянулись, и, насколько это возможно, у всех троих отвисла челюсть: у Кузьмы Васильича, Лили и самой Елизаветы.
– Это еще что за… – и она, не договорив, быстро подошла к крыльцу и увидела результаты трудов команды – отряд млекопитающих, лежащих ровным рядком.
А Лиля со своим другом котом в это время задом пятились в калитке. И достигнув проема, рванули во всю прыть. Когда Пономариха повернулась, их уже и след простыл.
– Границы на замке! – воскликнула она и впервые за четыре года после ухода мужа по-настоящему тепло и счастливо улыбнулась. Пономариха взяла пакет и поехала обратно в Новую Лялю сдавать ультразвуковой генератор «Град».
Автор: Марина Абелес
