Аня не вошла — ворвалась в комнату матери и с порога закричала: — Мам, прошу тебя — не молись обо мне больше!
— А в чём дело? — искренне огорчилась мать. И даже немного испугалась. Совершая вечернее молитвенное правило у оставшихся ещё от родителей тёмных икон со строгими ликами, перед которыми горела свеча, она как раз собиралась сугубо помолиться о дочери. Ведь сегодня суббота, когда у неё дискотека.
А это всегда тревога — всё-таки молодая красивая девушка. Одевается, сколько её ни вразумляй и хоть живёт в селе, а не в городе — вызывающе, чуть ли из одежды не выпрыгивает. И парень сейчас у неё, о чём уже не одна соседка предупредила, из самой, что ни на есть, криминальной среды.
Как она там без материнской молитвы?
Далеко ль до беды!
Не иначе, как бесы почувствовали её желание горячо помолиться о дочери и пытаются лишить девочку этой единственной, но самой крепкой защиты!
А Аня, нервно ходя по комнате, сбивчиво объясняла: — Опять я по химии двойку схватила. Сначала думала — случайно. А потом вдруг дошло! Пока ты дома, то у меня всё хорошо. Сплошные пятёрки и со всеми дружба! А как только ты в храм сходишь, или свечку вот так на весь вечер зажжёшь, то сразу такое начинается — хоть в школу не ходи! Со всем классом разругаюсь. Учителя, когда совсем не должны, к доске вызывают. С Денисом и девчатами, что хотят его у меня отбить, такое началось…
Аня остановилась и испытующе посмотрела на мать:
— Ты позавчера в храм ходила?
— Конечно, ходила! — не стала отпираться та. — На Богородичный праздник — как не пойти?
— Молилась?
— А как же? Зачем иначе ходить в храм? Свечку за тебя поставила. Записочку написала. И ещё на усиленную молитву подала.
— Вот видишь? — торжествуя, подняла наманикюренный пальчик с длинным, острым ногтем Аня. — Ты подала, а я после этого двойку получила. И это — в конце года! С Денисом тоже такое началось, что не знаю теперь, как с ним и говорить… Мало того, что моя бывшая лучшая подруга Юлька к нему подбивается — а это ещё та штучка… Так ещё и Надька пригрозила нам обеим, что сделает так, что он даже смотреть больше не будет в нашу сторону. Словом, такой клубок, благодаря твоим молитвам теперь завязался, что я,... я…
Распалившись до предела, она остановилась и, подыскивая самое убедительное слово, пощелкала пальцами:
— В общем, так! Ещё одна твоя молитва — и я больше не выдержу. Поэтому уже не прошу, а требую. Больше обо мне ни одной молитвы! Слышала — ни единой! Иначе я все иконы из дома, пока ты в храме будешь, повыбрасываю. На помойку, где бомжи их мигом сметут!
— Дочка, да как же так можно? — хорошо зная характер дочери и понимая, что эта угроза может оказаться не пустым звуком, простонала мать. — Ведь, к примеру, вот этой иконой, — она показала на стоявший посередине полки образ Спаса Нерукотворенного, твоя прабабушка благословляла дедушку на войну. И он провоевал четыре года в пехоте, не получив ни одной царапины. И это, когда историки теперь пишут, что больше двух атак люди, как правило, не выживали. А этой, — она с лёгкой грустью кивнула на икону Пресвятой Богородицы, нас благословляли перед свадьбой с твоим покойным отцом. Хотя тогда это было строго-настрого запрещено…
— Вот и я запрещаю тебе обо мне молиться! — обрадовавшись, что нашла, наконец, подходящее слово, перебила дочь. — Слышала? За-пре-ща-ю! И, дунув на погасшую разом свечу, победным шагом направилась из комнаты.
— Куда ты? — глядя ей вслед, жалобно спросила мать.
— Как куда? — удивилась Аня. — Полчаса полежу, отдохну после школы и — на дискотеку. Куда же ещё? А то ведь эти Юлька с Надькой, и, правда, Дениса у меня отобьют!
— Может, оно и к лучшему? — робко спросила мать. — А то я слышала, этот Денис — чуть ли не бандит, что ли…
— Да какой там бандит! — поморщилась Аня. — Строит только из себя пацана в законе. Вот у Надьки сейчас друг — тот, действительно, говорят, киллер. И если он узнает, что она собирается закрутить с Денисом…
Она сделала такое страшное лицо, что мать не выдержала и взмолилась: — Не ходила бы ты, дочка, туда! Ну, хотя бы сегодня…
— Ещё чего! — возмутилась Аня. — Как говорил Суворову комендант Измаила: «Скорее небо упадёт в Дунай», чем я пропущу хоть одну дискотеку!
— Ну и чем закончил этот Измаил? — осторожно уточнила тоже неплохо знавшая в школе историю мать.
— Чем-чем? Пал! ; приосанилась, точно фотомодель: — Но я ведь не Измаил! И, не говоря больше ни слова, вышла.
Оставшись одна, мать сокрушённо покачала головой. «А, может, и правда, не нужно о ней так молиться, коли у неё из-за этого вся жизнь кувырком ; подумала вдруг она и тут же набросилась на себя: — Хотя разве это можно назвать жизнью? А какой кошмар, если её не остановить, начнётся после жизни — потом?..»
Долго-долго смотрела она на иконы.
Вздыхала.
И, наконец, решившись, снова зажгла свечу.
То и дело оглядываясь на дверь, она опустилась на колени и тихонечко зашептала:
— Пресвятая Богородица, Ты — Сама Мать, и не можешь не понять меня, не знающей, как мне теперь быть, матери… Не можешь не слышать… Помоги моей дочери. Ты видишь, она у меня какая. Без отца ведь росла. Куда мне, одной, по нынешним временам, с её воспитанием было справиться? Прости! Умоли Своего Сына, чтобы Он Сам защитил её…
Через полчаса, закончив молиться, она встала с колен и прислушалась. За дверью было совсем тихо.
«Ушла! — с горечью поняла мать. — Видать, никакая молитва такой уже не поможет!»
Но, войдя в соседнюю комнату, неожиданно увидела, что дочь до сих пор лежит на диване.
Бледная.
С полотенцем на голове.
— Ты что — заболела? — сразу забывая про свои тревоги с дискотекой, засуетилась она.
— Да нет, просто голова раскалывается… — с трудом выговаривая слова, пожаловалась Аня.
Голос теперь у неё был совсем другой ; безпомощный, слабый…
— Ещё бы — три контрольных за неделю! Совсем вас, бедных, замучили! — вслух принялась сетовать мать. — Ничего, сейчас я тебе помогу! Она принесла таблетки от головной боли. Аня покорно, как в раннем детстве, когда ещё слушалась её, выпила их. Приподнялась было, чтобы встать и пойти на дискотеку. И со стоном уронила голову на подушку.
— Нет, — прошептала она. — Пусть там будет, что будет, а я не могу…
— Вот и правильно! Вот и хорошо! — закивала мать. — А если завтра не станет лучше, обязательно вызовем скорую!
Но наутро от болезни не осталось и следа. Бодрая, отдохнувшая Аня даже сама предложила сходить в магазин за хлебом, чего давно уже с ней не было.
Пошла.
И почти тут же возвратилась домой бледная, как мел.
Увидев её, мать всплеснула руками:
— Аня! Анечка, что с тобой? Опять голова? На тебе просто лица нет!
— Со мной-то всё ничего! А вот у Юльки… У неё теперь, действительно, нет лица!
— Как это? — не поняла мать.
— Ты представляешь?
Аня, как в детстве, подсела к матери, уткнулась носом в её колени и принялась рассказывать:
— Надька-то, оказывается, не шутила. Принесла на дискотеку полную бутыль соляной кислоты, ну, а так как меня там не было, то всю её выплеснула на Юльку. Та теперь в реанимации. Ну, а потом, мой Денис начал за Юльку Надьку бить. Это увидел её друг и порезал его ножом. Тут и другие подключились. Не только кулаки — битые бутылки и цепи в ход пошли. Словом, полдискотеки теперь в больнице. Одни в травматологии, другие в хирургии. Некоторым, говорят, до сих пор операции делают. А та парочка — в милиции. Представляешь, что было бы со мной, если бы я тоже была там? Точно — не под кислоту, так под нож бы попала. Я бы ведь Дениса закрывать собой стала…
Она подняла мокрое от слёз лицо и сдавленным от подступавшего к горлу плача голосом сказала:
— Какое счастье, что я не пошла вчера на дискотеку!
— Да, дочка, да! Слава Тебе, Господи! — перекрестясь на иконы, только и смогла прошептать мать.
Услышав это, Аня внимательно посмотрела на неё и спросила:
— Признавайся, это твоя работа?
— Нет! — протестующе возразила мать.
— Да не бойся, — всхлипнула Аня. — Не выкину я эти иконы.
— Да нет, правду я говорю! — повторила мать. — Это Господь уберёг тебя от беды. А я только помолилась…
Аня встала. Вытерла слёзы. Наклонилась к матери и поцеловала её в щёку.
— Прости меня! И, пожалуйста, молись обо мне! — попросила она.
И, подумав, добавила:
— Почаще…
Автор: Монах Варнава (Санин)
