— Ветрено нынче, — заметила баба Аня, выглянув в окно, у которого стоял большой стол, покрытый скатертью, — Ишь чо занесло, верно дождь будет.
Кот Афанасий, а по-домашнему — Феня, внимательно слушал хозяйку, сидя на стуле.
Баба Аня задёрнула тюлевую занавеску и, кряхтя, прошла к старенькому серванту. Открыв дверцу, она вынула из его недр стопку писем, и вернулась к столу.
— Айда-ко Митюнькины письма перечитаем, — сказала она коту, водружая на нос очки с толстыми стёклами, и доставая сложенный вчетверо тетрадный лист из первого конверта. Феня кивнул и, свернувшись клубочком на круглом вязаном коврике, устроился поудобнее и приготовился слушать.
— Здравствуй, бабаня! Мама сказала, что летом я поеду не в деревню, а в какой-то там лагерь. А я не хочу в лагерь, я к тебе хочу. На что мне этот лагерь? А в деревне весело. Мишка приедет, и Колька тоже, и все пацаны наши. Год я, наверное, без троек закончу. Вот только математику подтяну. А маму я всё равно уговорю, чтобы к тебе меня отпустила. А если не отпустит, я сам приеду, сбегу и приеду. На какой электричке ехать, я знаю.
Баба Аня засмеялась:
— Ишь чо пишет-то, а Феня, сбегу говорит. Ой Митька! Отчаянной! И ведь так и приехал ко мне в то лето, настоял на своём.
Кот промурчал что-то в ответ.
— Когда Митька говорить-то научился, так вместо баба Аня, стал бабаня говорить разом, так и привык, бабаня да бабаня.
Баба Аня поправила очки и аккуратно, чтобы не помять листочек, вложила его обратно в конверт, а после взяла в руки второй.
— Здравствуй, бабаня! По телевизору говорят, что зима будет в этом году холодная, приезжай к нам в город зимовать, а? Мы с тобой будем жить вместе в моей комнате. Я сам на диванчике лягу, а тебе свою кровать отдам, тебе удобно будет. Станешь мне свой кисель варить и манную кашу, а на ночь рассказывать что-нибудь про старое, я твои рассказы обожаю! Приезжай, бабаня!
— Об тот год и правда зима выдалась холодна, — задумалась баба Аня, — Митенька обо мне беспокоиться стал, внучок. Да и сын тоже сказал, мол, давай, мать, к нам на зиму. Думала я, думала, скотину уж не держу, можно и поехать. Уехала. Дак до весны, Феня, еле дотерпела. Эх, не жизнь это в квартире. Всё вот вроде хорошо, тепло, и печь топить не надо, и снег грести — дворники тама всё убирают, ан нет. Не то, Фенечка, не родное всё.
Баба Аня убрала в конверт второе письмо и взялась за следующее. Ходики мирно тикали в натопленной избе, отсчитывая минуты и часы. Старая раскидистая берёза под окном шумела и качалась от ветра, роняя последние жёлтые листья. Скоро уже начнутся первые заморозки, полетит снег, запорошит землю.
В сенцах стукнуло, зашуршало, затопало, скрипнули половицы — кто-то пожаловал в гости.
— Егоровна, дома ль?
— Дома, Никитишна, дома, проходи.
На пороге показалась махонькая, сухонькая старушка в цветастом платке и чёрной фуфайке. Повесив фуфайку на крючок у входа, она прошла в переднюю.
— Чаво делаешь?
— Да письма вон Митькины перечитывать взялась.
— Ну и я послушаю, давно уж не читали.
— Садись, садись, Тоня, сейчас чайник поставлю.
— Да обожди с чайником, айда почитаем.
Баба Аня взяла из стопки поменьше следующий конверт и продолжила:
— Здравствуй, бабаня! Ну вот уже и полгода я здесь. Прошёл учебку и теперь отправят меня в другую часть служить. Куда, пока не знаю точно. Кормят хорошо и вообще всё нормально, ты там не волнуйся за меня, а то давление поднимется, а фельдшера нашего не найти как всегда, ты же знаешь. Я тут даже подрос, думал дальше уже некуда и так под два метра был, а тут ещё на три сантиметра вырос, недавно измеряли нас в медсанчасти, вот что армия с людьми делает, бабаня! Ну давай, до свидания, береги себя, целую и обнимаю!
— Уж до армии без меня дочитала? — спросила Тоня.
— Агась, — кивнула баба Аня.
— Ну ладно, давай дальше читай.
Баба Аня взялась за следующее письмо. Стопка непрочитанных писем всё уменьшалась. Тикали часы и за окном опускались сумерки…
— Здравствуй, бабаня! Ну как ты там? У меня всё отлично, ты за меня не переживай. Скоро уже я приеду, осталось всего ничего, три месяца и на дембель. Друзья у меня тут хорошие появились, бабаня. Вот вернусь, приглашу их к нам в деревню, в баньке попаримся, твои рассказы про войну послушаем. Ты давай там, держись, позиций не сдавай! Чтоб мне хвост пистолетом! Приеду и сразу к тебе. Ну до свидания, бабаня, нет времени долго писать. Люблю, целую.
— Это последнее, — тихо сказала баба Аня.
— Последнее, — эхом повторила Тоня, помнившая наизусть все Митькины письма, которые они с подругой зачитали до дыр.
— И ведь ни в одном письме он мне так и не написал, что на Кавказ его отправили, — бессильно опустив вниз морщинистые, сухие руки, с зажатым в них исписанным тетрадным листком, как-то совсем по-детски жалобно сказала баба Аня, — И сын со снохой не проговорились, Митя им молчать велел, чтобы меня не беспокоить.
— Любил он тебя больше матери родной, Аня.
Баба Аня молча кивнула. Убрала листок в конверт и сложила письма ровненькой стопкой на столе.
— Теперь бы уж правнукам моим могло бы быть столько же, сколь и Мите тогда.
— Могло бы, Аня, да на всё воля Божья.
— Тонюшка, да как же так, а? — вскинула на подругу голубоватые выцветшие глаза баба Аня, — Я войну прошла, выжила, голод и холод вынесла. Победу встретила! Думала мир на земле теперь будет. А что же это, а? Выходит зря мы воевали, Тоня? Не уберегла я своего Митеньку. На что я живу, старая, какой от меня прок? А он, молодой и красивый...
— Не зря ты живёшь, Аня, — обняла подругу Тоня, — Может его молитвами ты и жива, он за тебя оттуда молится.
— Ордена мои всё любил в детстве перебирать, сядет, бывало, откроет коробочку и такими ли глазёнками глядит, аж светится весь. Тоже, говорит, такой хочу, бабаня! Тоже хочу героем быть. Вот и стал, как хотел. Да на кой они нужны ордена эти, Господи! Да лучше бы их никогда не было, войны не было!
Баба Аня обняла в ответ подругу и они замолчали, прижавшись друг к другу, словно два серых махоньких воробушка, согревающие друг друга в морозы.
— Сколь уж лет нынче?
— Девятнадцать, — ответила баба Аня, — У меня уже и слёз-то нет, все выплакала, Тоня. И хочу вот поплакать, может легче бы стало, а не могу. Всё перед глазами тот цинковый гроб стоит…
Тишина стояла в избе, Феня лежал на стуле и глядел умными, понимающими глазами на хозяйку. Ходики всё отмеряли время земной жизни. И в этой тишине Тоня запела вдруг неожиданно высоким, молодым голосом:
— По Дону гуляет, по Дону гуляет,
По Дону гуляет казак молодой.
По Дону гуляет казак молодой...
Баба Аня подхватила за подругой дребезжащим звонким голосом.
По стеклу застучали капли, сначала несмело и робко, а после всё больше и больше набирая силу, и вот уже всепоглощающий ливень хлынул из разверзшегося серого неба на грешную землю.
Автор: Елена Воздвижеская
