Первое, что чувствуешь, входя в избу Алексея Игнатьевича, – прогорклый запах, который обычно стоит там, где жарят не на масле, а на сале. Зато в чай хозяин кладёт сливочное масло – по-сибирски. Вкус непривычный, но если добавить мёд, пить можно.
О существовании Алексея Игнатьевича я узнала случайно. Гостила в деревне у подруги, и та предложила зайти к соседу-охотнику: «Ты же любишь всякие истории? Вот дядя Лёша тебе и расскажет».
Алексей Игнатьевич – большой, грузноватый, с копной седых волос и ещё чёрной, но тоже седеющей бородой. Его дом у обрыва, рядом с озером.
Хозяйка, тётя Наталья, женщина неопределённого возраста с сухим обветренным лицом, встретила нас сдержанной улыбкой.
– В позапрошлую зиму еле весны дождались, – рассказывает Алексей Игнатьевич. – Зима пустая. Морозы за сорок, а зверья нет, даже кабаны пропали. Но хуже всего, когда несколько таких зим подряд. Лет пятнадцать назад так было, самые бескошачьи зимы на моей памяти.
– То есть «бескошачьи»? – не уловила я мысли.
– Когда в лесу нечего есть, лисы приходят в деревню и утаскивают кошек, – пояснил дядя Лёша. – Так что после бескошачьих зим в наших местах котёнок – самый большой подарок.
– Дядь Лёш, расскажи про Рэя, – попросила подружка.
Я заметила, как Алексей Игнатьевич немного погрустнел.
– В те годы лисы перестали приходить в деревню, даже в пустые зимы, – сказал дядя Лёша. – Может, Рэй им не давал.
Так я услышала историю о том, как Алексей Игнатьевич приютил зверя – помесь волка и собаки.
Деревенские псы часто убегают в лес, здесь нет ничего необычного. Гоняют зайцев, тревожат бурундуков. Лесникам эта вольница не по душе – тузики часто разоряют птичьи гнёзда.
Однако слишком далеко в чащобу собаки не заходят. Но когда у деревенской суки течка и она убегает в лес, то может привлечь к себе и волка.
Если от этой любви рождаются щенки, они нередко становятся больше и сильнее диких собратьев, а главное – намного умнее. Встреча родственных генов, разлучённых 10–15 тысяч лет назад, играет роль масла, подлитого в огонь. Они порождают существо, обладающее невероятным чутьём и наследующее от домашних предков все их инстинкты, высокий интеллект, а также полное отсутствие страха перед человеком. Именно волка и встретила в лесу местная овчарка Альма.
В помёте оказалось пять кубарей, но выжило только два. Одного взял Вовка Учитель. По виду – вылитый волк, только маленький, чёрный и с большой головой. Местные пьянчуги, проходя мимо Вовкиного забора и видя, как это чудо пытается высунуться из штакетника, первое время пугались: «У-у-у, Занзибар!» Так Вовин пёс обрёл свою кличку.
Второго щенка забрал дядя Лёша. Рэй больше напоминал обычного волка – тёмно-серый окрас, белая подпалина на груди, только морда шире волчьей, здоровенная, как у волкодава.
– Более преданной собаки не встречал, – говорит дядя Лёша. – Бывало, выйдешь к нему, позовёшь: «Рэй». Он выглянет из конуры. «Ах ты пёс!» – хвалю эту морду. А он понимает, что хозяин хочет потрепать по голове, но не бросается со всех лап, знает, что я такое не люблю, да и Наталью пугает. Ползёт на брюхе, подлезает под руку и скулит совсем по-собачьи.
– И не кусался? – интересуюсь.
– Ни разу, – качает головой Алексей Игнатьевич. – Днём Рэй жил в конуре на огороженном участке, а ночью мы его выпускали во двор. Помню, сыну Кольке было три годика. Мы не разрешали ему гулять на территории Рэя, но в тот день прозевали момент. Сын отворил калитку Рэевой делянки и отправился «поиграть с собачкой».
Рэй сидел около конуры. Я-то сам не видел, мне Наталья рассказывала. Колька и нос ему выкручивал, и за усы дёргал безбожно. Рэй скулил от боли, но терпел, даже не тявкнул.
Наталья выскочила, подхватила Кольку на руки, отругала, чуть не отшлёпала. Так-то она тоже побаивалась к Рэю подходить, но после Колькиных выкрутасов вынесла псу миску с мясом на мозговой косточке, погладила, поблагодарила за терпение. С тех пор Наталья стала часто баловать Рэя вкусненьким, и он её всегда радостно встречал.
– А по диким сородичам скучал?
– Да, и это были самые неприятные дни, – вздохнул дядя Лёша. – Рэй становился сам не свой. То рвался с цепи, то сидел часами и неподвижно смотрел в сторону тайги. Это было даже страшновато: вот сейчас на тебя смотрит собака, а стоит ему повернуть голову в лес – и сразу взгляд волка. Хотя мы волков не слышали, по ночам Рэй подвывал в сторону леса.
Молодым я его выпускал побегать по деревне, но перестал это делать, когда пёс вырос и начал пропадать в лесу по нескольку суток.
Потом эта дура Любка шла из сельсовета мимо Вовкиного дома, а Занзибар подбежал к забору и показал зубы. Он вообще-то ни на кого не рычал, вот только пьяных не любил. А Любка как раз с секретаршей в честь Седьмого ноября выпили. Упала баба со страху, заголосила, что волк напал. Люди потом разобрались, что к чему, но Любу было уже не унять, накатала заяву, что на неё набросилась волчья собака. Из милиции и охотнадзора приезжали – не только к Вовке, но и ко мне. Сказали, что всё понимают, но по закону обязаны отстрелить обоих псов. Либо я сам это сделаю, либо они.
Занзибара Вовка им отдал, потом запил. А я пообещал всё сделать сам – на днях. Сидел с Рэем вечером у конуры, слёзы сами наворачивались. Вспоминал, как он был маленьким и смешным, как играл с моей рукой, показывая первые зубы. Много я тогда ему наговорил, как человеку. А он, положив голову мне на колени, казалось, всё понимал.
Той же ночью Рэй сорвался с цепи и убежал в лес.
Служивые были недовольны. Сначала думали – я сам отпустил Рэя. Но увидели порванную цепь, и до них вроде бы дошло. «Искать его мы не будем, – сказали. – Но если вернётся, ты знаешь, что нужно сделать». И уехали. А я радовался, что Рэй остался жив, пусть и так.
Поначалу ждал, что он вернётся через несколько дней или недель, но пёс исчез. Первое время я уходил в лес, даже жил на охотничьих заимках, искал Рэя. Но потом понял, что дело это безнадёжное. А через пару лет Боря, местный промысловик, рассказал, как чуть богу душу не отдал в тайге.
– Пошёл соболя проверять, – рассказывал Борька. – Сижу в засаде, вдруг чувствую тяжёлое дыхание. Оглянулся – волки! Штук восемь или десять. Обступили, зубы скалят, вот-вот набросятся. И вдруг один, матёрый, выдвинулся вперёд, встал между мной и стаей. Присмотрелся я: ёлки-моталки, да это же твой Рэй! Он рыкнул на них – волки подвыли. Ей-богу, они разговаривали! Потом развернулись и ушли. А Рэй немного постоял и убежал вслед.
Сначала я не поверил Борьке, решил, что смеётся надо мной. А может, наоборот, пытается по-глупому утешить, зная, что моя боль не прошла. Но нужно отдать Боре должное – больше никому о встрече в лесу он не рассказал. Если не врал, то Рэй не просто попал в волчью стаю, а возглавил её, не будут волки вот так слушаться чужака.
Я знал, как это обычно происходит. Либо вожак погиб, и Рэй стал вождём потрёпанной и обезглавленной стаи, спасавшейся от других волков или охотников. Либо пёс сам загрыз вожака – сил бы ему хватило. Но иногда бывает и так, что ослабевший вожак сам уступает трон без крови, понимая: сейчас стаю может спасти только тот, кто не только сильнее, но и умнее его. А стая для волков важнее всего.
Но вскоре случилось то, что я до сих пор не могу объяснить.
Наталья слегла с горячкой – простыла. Жар, беспамятство… Надо бы в город везти, да, как назло, буран, метель. Все дороги занесло, «буханке» с красным крестом не пробиться. У фельдшерицы нашлись кое-какие таблетки, она позвонила, обещала принести.
Сижу у постели жены, смачиваю полотенце, кладу на лоб. За окнами ревёт стужа. Вдруг слышу толчок в дверь: фельдшерица пришла. Открываю, а в дом влетает Рэй, весь заснеженный, – и прямиком к постели хозяйки!
Я просто обалдел. Вот уж кого не ожидал дома увидеть, так это его. Но после в голову закрались чёрные мысли. Ведь теперь это не мой Рэй, а дикий зверь, вожак волчьей стаи.
Метнулся на кухню, схватил нож. Бегу к Наталье, но то, что увидел в комнате, сразу остановило меня. Рэй улёгся на ноги жены и лизал их. Потом положил голову ей на грудь и затих.
Наташа очнулась, открыла глаза. Но не удивилась – хотя, может, просто была слаба. Протянула руку, тихонько погладила пса.
– Рэй…
А я, как дурак, застыл с ножом на пороге.
Сколько они так пролежали – не помню. Потом Рэй тихонько слез с постели, подошёл к хозяйке, лизнул лицо и убежал в заснеженную ночь. Больше я его никогда не видел.
Возможно, это просто совпадение, но Наталье в ту же ночь стало лучше – к утру смогла подняться. Днём пурга улеглась, и мы отвезли жену в город. В больнице диагностировали двустороннее воспаление лёгких. Врач качал головой: «Чудо, что вы до сих пор живы. Молитесь Богу, что вообще выкарабкались».
А мне не давала покоя единственная мысль: как Рэй почувствовал, что хозяйке плохо? В снежную бурю, в лесу, за километры, а может, за десятки километров от прежнего жилища.
С той поры прошло года три или четыре, и я узнал, что зимой в соседний район стали наведываться волки, таскали птицу, резали скот. Люди боялись показываться на улице. Через какое-то время охотничьи команды вышли на след стаи. И вот что мне рассказал один егерь.
Стая, судя по всему большая, но ни с одним волком они так и не столкнулись, хотя следы недавние, свежий снег только выпал. А егерей человек двадцать. Всё сделали по уму: флажки, цепь, отсечение всех путей отступления. Вот-вот волки должны выскочить на стрелков. Но никого, тишина в лесу такая, что жуть берёт.
– Только на обратном пути я скумекал, что волки нас перехитрили, – говорил егерь. – Мы проходили мимо болота, но никто на него внимания не обратил. Болото оно и есть: кочки, припорошённые снежком. Но когда возвращались, я заметил, что кочек стало меньше, а снег вокруг раскидан. Тогда догадался, что волки спрятались на болоте, нагнули серые головы – снег их припорошил, и они слились с кочками.
И вот ещё что. Старая лесная дорога почти заросла, а по бокам канавки, кое-где поросшие ельничком. Ну кто бы из охотников туда заглянул, в шаге от тропы? А часть стаи там и пряталась! Я это понял, когда шли назад, – заметил следы и сбитый снег. Волки залегли один за другим вдоль канавки, под ельником и не видно. И подходили грамотно: со стороны леса, где тоже рос ельник, – проползли под густыми ветками, на открытом пространстве не передвигались. Никогда такого раньше не видел!
Так Рэй уводил свою стаю от смертельной опасности. Он родился в деревне и любил людей, поэтому никто от волчьих клыков не пострадал. А может, понимал: стоит пролиться хоть капле человеческой крови, и стая обречена. Но если бы Рэй родился не в деревне, а в лесу и возглавил волков, обладая теми же силой и умом? Сколько бы егерей вернулось домой живыми?
Потом волки ушли в другие леса и больше в наших местах не появлялись. Лишь однажды я встретил их, по весне.
В конце марта, если встать на обрыв, можно видеть, как метрах в трёхстах левее озёрный лёд оттаял у берега – там мелководье, оно лучше прогревается. Как-то раз вечером стоял на обрыве, курил и вдруг заметил на льду цепь чёрных хвостатых точек. Они смешно приподнимались и били в воду передними лапами. Я догадался, что волки ловят рыбу на растаявшем мелководье. Сумерки, толком ничего не разглядишь. Верно в народе говорят: время между волком и собакой.
Конечно, это могли быть и деревенские псы, хотя не видел, чтобы наши бобики так себя вели, уж больно ленивы для подобной спецоперации. А одна из точек задержалась на льду, дожидаясь, пока остальные не закончат дело. Когда все ушли, припустила в лес за сородичами.
Хотя с той весны прошло много лет, мне хочется думать, что Рэй всё ещё жив. Может, он до сих пор ведёт вперёд свою стаю.
Автор: рассказы
