Люди проходили мимо, старательно делая вид, что не видят замухрышку, сидящего в пыли около входа в продуктовый магазин. Он провожал горящим от ненависти взглядом каждого входящего в магазин или просто идущего мимо, надеясь, что хоть кто-то обратит на него внимание. Он ведь не бродяга, не бомж какой-то, хотя и выглядит неопрятно. Ночью неожиданно захотелось пить, он побрел к реке и в темноте, споткнувшись, свалился в холодную воду, вывалялся в грязи, но постарался смыть все это.
Думал, к утру заболеет, ночи уже холодные, а под мостом не самое теплое место в городе, но обошлось, правда вид у него сейчас не из лучших – помятый, лохматый, лицо в пыли. И все равно, эти сытые, довольные жизнью взрослые люди не могут вот так просто проходить мимо ребенка. Неужто у них нет своих детей? Нет же, вот они, идут рядом с ними, весело прыгают, радуются новым игрушкам, а у него в животе пусто, не до игрушек, кусок хлеба его бы устроил полностью. Не привыкать к скромной еде, но сейчас и этого нет.
Рядом открытая коробка из-под обуви – побитая жизнью, подмоченная, надорванная, но без нее его задумка не имела смысла. По идее туда должны падать деньги в благодарность за музыку, извлекаемую им из старой губной гармошки. Он не попрошайка, он музыкант и его труд тоже имеет цену! Но до сих пор ни копейки не упало в коробку, а в животе становилось все тоскливее. Он не ел уже два дня с той поры, как удрал из дома. Ему до смерти надоели пьяные друзья матери, их странные игры в постели, крики и стоны, не обращавших на него никакого внимания собутыльников и самой матери.
Алкаши, получив все возможное от женщины, забывшейся в пьяном бреду на постели, останавливали плотоядный взгляд на нем, предлагали ему за конфетку или кусок колбасы, предлагая заняться какими-то странными играми. В последний раз с него уже начали сдирать штаны, и тогда он воткнул в ногу мужику свой маленький острый, как бритва, нож, который всегда таскал с собой. Тот взвыл, вылупил в изумлении глаза, схватился за рану, пытаясь остановить кровь, а затем решил свернуть ему шею, но промахнулся – Никита юркнул под рукой и выпрыгнул в окно. Странно, он даже не ударился ногами, падая со второго этажа. Удивление было мимолетным, крик и мат подстегивали, заставляя бежать подальше от этого места, когда-то бывшего милым и теплым домом.
– А ты классно играешь!
Он вздрогнул от неожиданности, голос прозвучал совсем близко, девчонка в чистеньком белом платьишке, сидела на корточках возле него и слушала, как он играет. Почему он ее не заметил? Мгновение назад ее совершенно точно не было поблизости, но, судя по восторгу в глазах, она сидит рядом с ним уже давно.
– Чего надо? – он не хотел грубить, но в голосе не было доброты.
Чистенькая, сытая, все у нее хорошо, вон и мамаша рядом стоит вся из себя расфуфыренная, уткнулась в телефон, что-то стучит там тонким пальчиком с огромными ногтями. Он хотел, чтобы на него обратили внимание, но не так, не глаза в глаза – пусть проходят мимо, бросая деньги в коробку, стоят неподалеку, слушая, как он играет. А эта впилась в него взглядом, будто они друг друга сто лет знают и слушает с таким восторгом, будто он великий музыкант.
– А ты где-то учился? Ну, на гармошке играть? Я вот пробовала, ничего не вышло, а ты вон как играешь!
В ее взгляде блестел живейший интерес именно к нему, к тому, что он делает, ему захотелось ответить как-то иначе, загладить грубость, но проклятый желудок предательски заурчал. Он скривился, не в силах ответит, чувствуя неожиданную слабость во всем теле. Только бы не свалиться у нее на глазах, только бы она поскорее ушла и не увидела его позора. Он представил себя, валяющегося в пыли с открытым ртом и стекающими слюнями. Почему слюнями? Откуда эта странная мысль?
– Ой, ты голодный? – внезапно озаботилась девочка.
Она бросила быстрый взгляд на коробку, потом на мальчика, смешно наморщила лоб.
– Подожди, я сейчас!
Никита моргнул, а когда открыл глаза никого не было рядом и ничто не напоминало о том, что только что здесь, рядом с ним была девочка, для которой он существовал. Женщина, которую он посчитал ее мамой, по-прежнему стояла неподалеку, не обращая на окружающий мир никакого внимания, ее жизнь была там, в телефоне, где кто-то очень важный требовал от нее немедленных ответов, судя по той скорости, с которой пальчики стучали по экрану.
Никита вздохнул, стараясь не заплакать – где-то он прочитал, что от голода люди спят на ходу, думая, что это не сон. Вот и девочка ему приснилась. К окружающим его людям в его душе была только злость, будто именно они виновны в его положении, именно они отобрали у него кров и еду, заставив ночевать на улице. А эта девочка, точнее, сон о девочке грел душу, баюкал, пробуждая давно забытое ощущение счастья. Он заиграл на гармошке мелодию, подслушанную в каком-то кино.
– Вот, я принесла, смотри, тут молоко, хлеб и сосиски. Извини, деньги закончились, хватило только на одну конфету, – она протянула ему давно забытое лакомство.
Он сглотнул ставшую внезапно вязкой слюну, боясь моргнуть, чтобы снова ее не потерять. Пусть сон, пусть он так и умрет от голода посреди города, но до последней минуты рядом с ним будет она, эта странная девочка, приснившаяся, как подарок от неведомого ему бога. Ночью, дрожа от холода под мостом, он думал о боге, представляя, что где-то там, далеко наверху есть добрый дедушка, до которого нужно достучаться, рассказать ему о своей беде. Он читал, что бог добрый, он помогает людям, попавшим в беду, вот только никто не услышал его странной молитвы.
– Ешь, чего ты? – она отвернула крышку у пакета с молоком, отломила кусок батона и вытащила из пакета сосиску.
Он никак не мог решиться, и она сама поднесла пакет к его губам. Молоко холодной струйкой скатилось в пустой желудок, он пил и не мог напиться, радуясь, какой замечательный сон ему подарили. Хлеб оказался свежим, а сосиска невероятно вкусной. Ему хотелось проглотить все сразу, но он сдерживал себя, не хотел предстать перед девочкой неряхой.
– Научишь меня так играть?
Он кивнул, улыбка счастья сияла на его немытом лице, стекавшие слезинки пробороздили дорожки в пыли, но девочка видела только великого музыканта, по странной случайности оказавшегося в таком странном положении. Она уже придумала, что нужно сделать, осталось только уговорить маму и тогда…
– Кристина, с кем ты опять разговариваешь? – неожиданно всполошилась женщина, на мгновение оторвавшись от телефона. – Когда ты успела это все купить? Для кого? Мы не едим такое, Кристина!
– Мама, давай возьмем этого мальчика к нам домой! – пропустив мимо ушей вопросы матери, попросила девочка. – Ну, давай! Ты же видишь, ему плохо, ему негде жить, он голодный, но такой замечательный! Он научит меня играть на губной гармошке! Мам, ты слышала, как он играет? Мне не нужно новое платье и куклу не будем покупать, я буду сама делать уроки и учиться только на пятерки безо всяких репетиторов! Пусть он живет у нас, мама!
Она подпрыгивала на месте, дергала мать за руку, пыталась заглянуть ей в глаза, умоляла с такой страстью, что Никите стало немного не по себе. Кто он такой, чтобы ради него идти на подобные жертвы? По ней ведь видно, что все, от чего она готова отказаться, только что были для нее самыми важными и необходимыми вещами, а она вот так легко от всего отказывается. На сердце стало тепло, крохотная, едва заметная надежда топила лед в душе, заставляя подобраться, напрячь мышцы, выпрямить спину. Он быстро стер грязь с лица рукавом рубашки, попытался причесать непокорные вихры и, смутившись собственной суетливости, спрятал руки за спину, стыдясь тому, что они не мыты уже два дня. Конечно, мама Кристины видит совсем не то, что сама девочка, но вдруг случится чудо и она согласится…
– Кристина, кого мы должны взять к себе домой? – женщина говорила раздраженно, глядя на Никиту, как на пустое место. – Если ты не прекратишь эти глупости, придется показать тебя доктору! Малышка, ну, признайся, это опять твои глупые выдумки! Правда?
– Мама, ты что, его не видишь? – в голосе девочки звучало неподдельное удивление и разочарование. – Вот же он сидит! – она ткнула пальцем в сторону мальчика. – Как тебя зовут?
– Никита, – смущенно признался он, уже понимая, что в словах матери есть какая-то неприятная для него тайна. – Меня зовут Никита!
– Мама, его зовут Никита, – эхом отозвалась девочка, – он сидит возле стены, ему столько же лет, сколько и мне, ему нужна помощь! Это не кошка и не собака, это человек! Мы должны ему помочь! – голос Кристины звенел, как струна, она готова была биться до конца, лишь бы помочь этому неизвестному мальчишке.
– Девочка моя, успокойся, на нас обращают внимание – здесь никого нет! Ты зачем-то разлила молоко на асфальт и накрошила хлеб. Я понимаю, это опять одно из твоих видений, но поверь, это пройдет, нужно только обратиться к доктору. Не плачь, пойдем домой, выпьешь лекарство и уснешь!
Она гладила Кристину по голове, крепко прижимая ее к себе, словно пытаясь спрятать от окружающих. Ее взгляд скользил по тому месту, где сейчас был Никита, но в нем не было ни крохи узнавания, она совершенно точно не слышала и не видела его, как и все прочие люди. Потому что…
Страх холодной змеей скользнул в душу, сдавил горло, не давая вдохнуть. Он снова вспомнил комнату, пьяного мужика и его потные волосатые ручищи, тянущиеся к нему. Ему удалось убежать, но почему не было больно после падения на жесткий асфальт со второго этажа? Почему он не заболел, окунувшись ночью в ледяную воду? Краски неожиданно поблекли, звуки исчезли, что-то мешало видеть свет, голос матери неожиданно ворвался в сознание.
– Ты надежно его спрятал, Митяй? Урод, из-за тебя мы все могли загреметь в тюрягу! Зачем ты свернул ему шею? Это же мой сын!
Плаксивый голос пьяненькой матери выговаривал кому-то, кого Никита не мог увидеть, но тот отозвался, и он узнал алкаша, от которого сбежал.
– Старую теплотрассу знаешь? Скинул в заброшенный колодец, сто лет никто не найдет, зуб даю! Есть что выпить? Твой щенок мне всю ногу распахал ножом, кто за это будет отвечать?
– Ладно, не бухти, туда ему и дорога, все равно не прокормить, жрал, как не в себя. Глянь за тумбочкой, я там заначила полбутылки, чтобы мужики все не выжрали. Знала, тебе с утра понадобится! Я хорошая?
Никита слушал мать и не мог поверить, что она говорит именно о нем, сознание отказывалось принимать услышанное, он ведь помнил, когда-то она была совсем другой – ласковой, доброй, заботливой. В их доме было тепло и уютно, были радость и счастье. Что-то взорвалось в нем, сметая прежний мир, разрубая связь с ним, стирая память о самом близком человеке. Мимолетное воспоминание о Кристине попыталось удержать его, но скользнуло и пропало, отпустив душу в иной мир, где нет подлости, предательства, убийства. Душа прорывалась к новому свету, скидывая по пути всю грязь его короткой жизни, оставляя лишь радость, счастье, добро и веру в людей. Они ведь не виноваты, что лишь немногие из них могут общаться с душами, он прощает их слепоту.
Ему хотелось лишь одного – пусть не скоро, но увидеть снова глаза Кристины. Пусть у тебя все будет хорошо, – шептал он, окунаясь в поток золотого пламени, – я попрошу у него за тебя!
Автор: Сергей Шангин
