Новая соседка появилась в нашем в старом двухэтажном в два подъезда доме около года назад. Поселилась она, к моей радости, под моей квартирой. Городок наш маленький, но чистый и уютный. И хотя находится на самом краю области, но не на краю цивилизации. У нас в малом количестве имеется всё, что имеется в большом мегаполисе. Беспроводной интернет, большой торговый центр и несколько супермаркетов. Рядом неплохая поликлиника, врачи все свои, знакомые, кто из местных, а кто из близлежащего городка. Летом, просто дача на свежем воздухе для пенсионеров, конечно. Рабочие места наперечёт, молодые перебираются ближе к большим городам. Да, это и понятно. Не поработаешь, не поешь.
До новой соседки в квартире, на первом этаже жил очень пьющий мужчина, у которого, однажды не выдержав многодневного алкогольного возлияния, остановилось сердце. Его квартира, как раз находилась под моей. И за долгие годы такого соседства, я настрадалась вволю. Его родственники, скорее всего, за недорого и как-то очень быстро продали его однокомнатную квартиру на первом этаже здания пятьдесят третьего года постройки. Меня удивил быстро законченный ремонт у новых соседей и старенькая мебель, которую рабочие внесли квартиру. Сначала я расстроилась, предположив, что одного весёлого соседа мне заменили на другого, но с такими же наклонностями к «радостям жизни». Но, вскоре я удивилась ещё больше.
Как раз я стояла на балконе, когда услышала разговор незнакомых мне людей.
– Ну, я поехал, – сказал мужчина лет ближе к пятидесяти, – вы же сами сможете донести чемодан до квартиры, он на колёсиках. Первый этаж, вон ваши окна.
Усадив пожилую женщину на лавочку, рядом с нашим подъездом, он сунул ей ключи.
– Хорошо, хорошо, езжай, – как-то грустно произнесла старушка.
– Всё, некогда. Пока доеду, сейчас час пик, заторы на дорогах. Всё пока! – сказал мужчина и укатил на своём импортном авто.
На вид новой соседке было далеко за семьдесят. Пока она разговаривала с мужчиной, она сидела на кончике лавки с прямой спиной. Но как только он отъехал, она, словно съёжилась. На её коленях лежала небольшая дамская сумочка, сухими старческими пальцами, она нервно теребила её ручки, замороженным взглядом глядя на большой, наверняка, тяжёлый чемодан. Прислонившись к лавке, стояла старенькая трость.
Одета она была скромно, но весь её облик выдавал в ней недавнюю даму с хорошим вкусом. Под тоже стареньким, но прилично выглядевшим плащом, выглядывала тёмная юбка и блузка с большим воротником «бант». Хотя весна уже заканчивала своё шествие по городу, и было тепло, на её голове красовалась маленькая элегантная шляпка «пилюля», прикрывавшая аккуратно собранные волосы в причёску «почти Бабета».
– Ну и родственнички, – сказала я в сердцах, и вышла на улицу.
Тогда мы и познакомились с моей новой соседкой, и я узнала, что зовут её Зоя Ивановна. Она не стала рассказывать мне подробную историю появления в нашем доме. Просто объяснила, что после смерти мужа, двое её детей решили продать их с мужем квартиру, а её переселить сюда. Ближе к природе.
– Вы не думайте, я на них совсем не обижена. У нас с мужем раньше была дача. Но сейчас молодёжь выбирает отдых заграницей или на море. Я думаю, правильно. Чего сидеть на одном месте, мир тоже надо посмотреть. Да и на даче мне одной жить, тяжело. Дом, есть дом. За ним, как за ребёнком постоянный присмотр, уход нужен. Поэтому, вот, продали и дачу, а мне и здесь будет хорошо. У вас зелено, воздух чистый.
Я не стала задавать лишних вопросов и помогла ей пройти в её новое жилище. Переступив порог квартиры, я по глазам Зои Ивановны поняла, что ей, просто страшно оставаться одной в этой квартире. Я представила себя, на её месте. Не страшно, что комната небольшая, для пожилого человека, чем площадь уборки меньше, тем легче наводить чистоту и порядок. Но на стенах красовались обои такого качества и такой расцветки что, наверное, дешевле их не нашлось в магазинах всей нашей области. Пустые полки допотопного серванта, вместо люстры лампа, висящая на проводе. Вместо кровати крепкий, но старенький диван. Всё это придавало вид унылости и неустроенности.
– Даже шторы не на что повесить, – неожиданно вырвалось у меня.
– А мне, дочь и тюль не положила, – по её смущению я поняла, что это тоже непроизвольно вырвалось у Зои Ивановны.
Мы прошли в кухню. Там приятные сюрпризы нас тоже не ожидали. Зоя Ивановна обессиленно присела на стул у кухонного столика. Я видела её растерянность и обиду.
Она посмотрела на отключённый приоткрытый холодильник с пустыми полками и виноватым взглядом, словно это она в этом повинна, извиняющимся тоном сказала:
– Ничего, ничего, дорогая, Виктор сказал, что здесь рядом хороший большой магазин. Я немного отойду от дороги и схожу, куплю всё, что нужно, – сказала она мне, видя моё раздражением и пытаясь оправдать своих детей.
Конечно, она жила в других условиях. И, конечно же, она не думала доживать свой век в чужих, незнакомых, неуютных стенах. Но случается, что в жизни бывает не так, как нами задумано. Да ещё эта бесплатная приватизация. Она, конечно, показала всю человеческую сущность. Изнанку родительской любви и всю подноготную правду о тех, кого воспитали.
Интересно. Как раньше жили без приватизации? Только без сказок, что «тогда» квартиры давали по очереди. Жили почти все тесно, «крутились», чтобы получить новые или старые метры. Но такого массового жлобства за свои полтора метра, которые отрывают у детей, матерей, не было. А эти бесстыдные слова, камнем в родительские сердца:
– Вы и на нас получали метры?
Получали, чтобы в удобствах росли сами дети. Выросли, не сложилось получить своё, так неужели нельзя найти слов, чувств, вариантов по-ря-доч-ных для слуха и жизни с родителями или без них?
Тема «скользкая», но обширная, поэтому, я не стала делиться своим мнением и так с полностью обессиленной старушкой.
– Ну, нет! – сказала я ей, – давайте сделаем так. Поднимемся ко мне и сегодня сделаем тайм-аут. Вы придёте в себя. А завтра мы решим, что делать. Не переживайте, мы вас не оставим одну.
Зоя Ивановна, сначала хотела отказаться от моего предложения, но под моим напором согласилась и мы поднялись ко мне на второй этаж.
Пробыла она у меня неделю. За это время, я переговорила со всеми малочисленными жильцами нашего небольшого дома и мы как «тимуровцы», распределив свои силы и ресурсы, превратили квартирку новой соседки в уютное гнёздышко. Каждый поделился всем, чем мог и сделал то, что смог. Так, что когда Зоя Ивановна вошла в квартиру, то она блистала не только чистотой. Стены мы оклеили новыми с приятным рисунком обоями. А от большого абажура с кистями, который свисал над столом, и который можно было, при желании поднять вверх под потолок, хозяйка была в особенном восторге.
– Почти такой абажур, у нас с мужем висел на даче. Ах, какое чудо! – постоянно повторяла она.
На пустых полках, обновлённого нашими мужчинами буфета, стояла различная посуда. Белоснежная тюль свисала с окон, а шторы не пропускали в квартиру жару. Молодой парнишка из соседнего дома даже телевизор принёс. Холодильник был заполнен разными домашними вкусностями. Особенно она радовалась кровати, которая как раз вместилась в небольшую комнатную нишу. Это и понятно.
Мне было страшно за Зою Ивановну. Она суетилась, благодарила всех по сто раз, и я опасалась, за её самочувствие. Сердечный удар, дело такое. Он может ударить как от горестных событий, так и от добрых человеческих поступков. Проводив всех, я задержалась, и ушла только тогда, когда удостоверилась, что Зоя Ивановна приняла все положенные ей лекарства.
Каждый день, я справлялась о её самочувствии и видела, как она успокоилась, мне даже показалось, что она теперь рада, что так произошло в её жизни, потому, что она стала всем нам очень близка. Зоя Ивановна ожила. Из окон её квартиры неслись вкусные запахи, на которые сбегались наши кумушки и требовали рецепта, то пирогов, то необыкновенного супа или варенья. Мы полюбили нашу соседку, от которой не отходила и наша малышня. Только время, от времени я замечала в её глазах тоску.
Мне была понятна причина этой тоски. Уже лето на исходе, а дети даже не наведались к своей матери.
– Может их заставляет так поступать с ней большая обида на что-то? – думала я, – но какая такая обида может заставить забыть свою мать?
В начале осени, около нашего дома остановилась иномарка, из которой вышел мужчина, но не тот, который привозил Зою Ивановну. Пробыв с ней некоторое время, он уехал. Мне неудобно было к ней лезть с расспросами, но когда я вышла во двор, меня взяла на абордаж наша местная сорока Галина. Женщина, которая решила, что она должна знать обо всех и желательно всё.
– Подожди, что скажу, – кинулась она ко мне, – ты куда идёшь?
– В магазин, за хлебом.
– Правильно, иди, его только привезли. Я уже взяла, мягкий и чёрный бери, тоже свежий. Слушай, к нашей-то, сын сегодня приезжал.
– Галка, откуда тебе всё известно?
– Я нечаянно услышала.
– Так и говори, подслушала.
– И чего подслушивать? Окно у Ивановны всё время открыто! Тепло же, так слушай, не хочу. Значит так. Он ей говорит: прости мама, раньше приехать не мог, но говорит, сестра хорошо тебя устроила. Уютненько. Представляешь? Это сестра-то устроила! Ну, я не могу! А она ему, не дай Бог, чтобы так её саму в моём возрасте устроили её собственные дети.
– А он, что?
– Он выслушал. А когда Ивановна рассказала, куда её поселили и как мы ей помогли, только и сказал, что нехорошо вышло. Оставил ей денег и телефон. Ещё сказал, что деньги на телефон сам будет класть, и что бы она звонила если что.
– А она?
– Она сказала, что денег ей и своих хватает, и что если он будет переживать за неё, пусть сам звонит. Вот! Он обиделся, наверное. Быстро уехал. Да, вот растишь, их растишь, а на старости им только добро бы твоё продать, а сама ты им даром не нужна.
– Откуда тебе известно о нажитом ею добре, Галка?
– Знаю. Мне всё положено знать. А чего они свою мать сюда притащили и бросили? Тогда уж отдали бы в дом престарелых.
– Ну, ты скажешь тоже. Наверное, Зоя Ивановна наотрез от такого варианта отказалась.
– Ну да, она, конечно, ещё в силе. И всё равно, я бы своих деточек убила бы, а она с ними ещё церемонится.
– Конечно. Только у тебя ни своих деток, ни чужих нет. Рассуждать всегда легче.
Это случилось воскресным утром. Меня разбудил какой-то шум. Прислушавшись, я поняла, что в квартире у Зои Ивановны что-то происходит. Накинув халат, я сбежала вниз по лестнице и хотела войти к ней, когда услышала громкий разговор какой-то женщины с Зоей Ивановной. Мне стало понятно, что это приехала её дочь.
– Что ты всё прибедняешься? Чего тебе не хватает? Ты получила свою долю. На эти деньги мы купили тебе, извини уж, на что хватило. Мы не Рокфеллеры. А в нашей квартире все имели свои доли. Ремонт, мебель. Ты считала, сколько ушло денег? Или ты хотела в эту маленькую квартирку свою мебель забрать? А куда. Скажи, куда бы ты её поставила? Сюда машину заказать дороже, чем сама мебель стоит.
– Успокойся, я никаких претензий к тебе не имею. Езжай с Богом, – расстроенно отвечала ей Зоя Ивановна.
– Нет, ты меня унизила перед братом. И я же вижу, что ты недовольна. Но послушай, вы с отцом эту квартиру и на нас получали, но почему мы должны ждать, не известно, сколько времени? Может, ты ещё до девяноста лет проживёшь. А о внуках ты подумала? Им надо где-то жить. Я тебе сразу сказала, что ни метра своего никому не отдам. И лишнего я не взяла.
– Ну, теперь ты спокойна? Я же тебе сразу сказала, что трогать вас не буду. Живите спокойно. Делайте, что хотите. Я всем довольна.
– Я вижу, как ты довольна. Ну, в прочем, как хочешь, я приехала наладить отношения с тобой, а ты как всегда… Ладно, с тобой говорить совершенно бесполезно. У тебя своя, правда, у меня своя.
– Нет, дочь, правда, всегда одна, это мы с тобой разные.
Дочь Зои Ивановны махнула рукой, и пошла к выходу, но тут вспомнила что-то и вернулась к столу, где сидела её мать, над которым свисал абажур.
– Чуть не забыла, – она достала из сумки маленькую стопку писем и бросила их на стол, – додуматься надо до такого, мёртвому писать, с живым не наговорилась?
Чуть не сбив, и окинув меня презрительным взглядом, она вышла из подъезда. Я влетела в комнату. Зоя Ивановна сидела неподвижно и смотрела на разбросанные по столу письма.
Не дожив с нами и года, после празднования Пасхи она умерла. Говорят, что в эти дни умирают очень достойные люди, которые сразу попадают в Рай. Очень хотелось бы верить в это.
Как всегда, по утрам, я спустилась к Зое Ивановне, узнать о проведённой ночи, о её самочувствии. В этот раз её дверь была приоткрыта. На прикроватной тумбочке стояли открытые пузырьки с её лекарствами. Казалось, что Зоя Ивановна крепко спит.
На столе, под её любимым абажуром лежала записка, адресованная мне и стопка конвертов с её письмами к мужу.
В записке она просила похоронить её вместе с письмами на нашем местном кладбище, предварительно позвонив сыну. Мы тщетно звонили, по номерам, записанным в её маленьком мобильном аппарате, но ответа не дождались ни по одному из них. Отправив сообщения о смерти матери дочери и сыну, мы похоронили нашу соседку, как она и просила на нашем кладбище с её письмами ранее ушедшему мужу.
Не известно, что она писала и чем делилась с душой умершего мужа, но думаю в последнем своём письме, она задала ему сложный для обоих вопрос:
– Как, получилось, что мы вырастили таких детей?
