Улица этого маленького города имела, конечно, свое официальное название. Его даже можно было разглядеть на покосившейся табличке одного из домов, но все жители именовали улицу не иначе, как Приютская. Да и как оно могло быть по-другому, если именно на ней находились Детский дом и собачий приют.
Приют… какое холодное и колючее слово. С металлическим привкусом крови из разбитой губы, с запахом прогорклого масла от огромной кастрюли, в которой варится невкусный обед, с ощущением сырости заскорузлых простыней…
Из этих запахов, звуков и ощущений для маленького Андрюшки складывался мир его детства. Приютского детства. Другого он и не знал. Шестилетний ребенок был мудр и серьезен не по годам. Он никогда не фантазировал о том, что был украден цыганами, но мама его ищет и обязательно найдет, что папа – полярник и служит на далеком Севере.
Многие дети в приюте утешали себя подобными историями, а Андрюшка твердо знал, что нет в целом мире никого, кому он был бы нужен. Воспитатели не привечали этого молчаливого ребенка, да и сам мальчик не рвался в любимчики и не торопился обзаводиться друзьями. Его друзьями были книги, а еще у него была тайна…
Особого контроля за ребятишками не было. Пользуясь такой свободой, Андрюшка удирал из приюта и, зажав в ладошке несъеденный кусок хлеба или иное какое лакомство, бежал в другой приют. Собачий. Там его ждал единственный друг, Буран – большой старый кудлатый пес непонятной породы.
Мальчик и собака, никогда в жизни, не знавшие любви и ласки, дарили ее друг другу. Прижавшись к теплому боку Бурана, Андрюшка выплакивал свои детские обиды и горести, рассказывал о прочитанных книжках и мечтал о другой, домашней, жизни. А пес смотрел на него мудрыми глазами, вздыхал и подставлял лобастую голову под его руку.
Сотрудники приюта привыкли к этим посещениям и не прогоняли мальчишку.
То осеннее утро Андрюшка как всегда проводил в обществе своего друга. Он еще не знал, что сегодняшний день изменит всю его жизнь, а потому и не обратил внимания на молодого человека с фотоаппаратом, остановившегося возле них. Не знал, что в местной газете выйдет статья о буднях собачьего приюта. Не знал, что читая её, в большом доме будет плакать красивая женщина. Плакать над снимком, на котором худенький большеглазый мальчик крепко обнимает старого лохматого пса.
— Андрюша, за тобой мама пришла!
Боясь поверить самому себе, он робко вошел в кабинет директора и увидел женщину с добрыми серыми глазами. Она опустилась перед ним на колени и нежно обняла.
— Ты позволишь мне стать твоей мамой?
— А Буран? Его мы тоже заберем домой?
Но вольер Бурана был пуст… Ржавая дверца поскрипывала, жестоко и откровенно демонстрируя свою теперь ненужность. Сотрудник приюта отводил глаза…
— Старый он уже был. А у нас здесь врачей ведь нет, помочь ему никто не мог. Вот и умер ночью. Тихо так и умер…
Андрюшка сжал мамину руку, проглотил огромный колючий ком в горле и крепко зажмурился. Он умел плакать вовнутрь…
Почти тридцать лет спустя, в кабинете главврача одной из самых больших ветеринарных клиник Москвы, у темного окна стоял уставший человек в белом халате. И хотя дома его ждала семья, две собаки, кот и ворона Марфа, он все еще был на работе. Клиника была открыта круглосуточно, принимала всегда и всех, а тишина здесь считалась редким гостем.
Главный врач собрал команду отличных профессионалов. Эта больница была его детищем и делом всей жизни. Он брался за тяжелых, а, порой, и безнадежных пациентов. Здесь лечили и выхаживали, принимали тех, кого приводили хозяева и приносили волонтеры.
Вот и сейчас короткий отдых прервал сигнал внутренней связи.
-Андрей Владимирович, собаку тяжелую привезли. Вас ждут в операционной.
— Готовьте. Иду.
Выходя из кабинета, он оглянулся. Со старого газетного снимка, висящего в рамке, на него смотрели худенький шестилетний мальчик и большой мохнатый пес. Его главные свидетели и судьи...
